Обвинение триумфально представляло свидетелей одного за другим. Члены Харвуд-клуба сообщали о возбуждённом состоянии обвиняемого после его проигрыша мистеру Аарону Коэну. Мистеру Хатереллу, несмотря на дружбу с Эшли, пришлось признать, что он расстался с обвиняемым на углу Бонд-стрит без двадцати два и не видел его до возвращения домой в пять утра.
Затем последовали показания Артура Чиппса, камердинера Джона Эшли. Они вызвали сенсацию.
Чиппс заявил, что в ту ночь, о которой идёт речь, его хозяин пришёл домой без десяти два. Чиппс ещё не ложился. Через пять минут мистер Эшли снова вышел, приказав камердинеру не ждать его. Чиппс не мог сказать, когда кто-либо из молодых джентльменов вернулся.
Этот короткий визит домой – предположительно, чтобы взять револьвер – считался очень важным, и друзья мистера Джона Эшли считали его положение практически безнадёжным.
Показания камердинера и Джеймса Фаннелла, констебля, подслушавшего разговор у ограждения парка, безусловно, стали двумя наиболее убедительными доказательствами против обвиняемого. Уверяю вас, что тот день для меня прошёл не напрасно. В суде находились два человека, за которыми я мог наблюдать, получая величайшее удовольствие – такого я давно уже не испытывал. Одним из них был мистер Джон Эшли.
Вот его фотография: невысокий, смуглый, щеголеватый, с какой-то изюминкой в одежде, но в остальном – типичный сын зажиточного фермера. В суде он вёл себя тихо и спокойно, иногда перебрасываясь несколькими словами с адвокатом. Он внимательно выслушал, иногда пожимая плечами, рассказ о преступлении в том виде, в каком его представила полиция взволнованной и испуганной аудитории.
Мистер Джон Эшли, доведённый до безумия и отчаяния ужасающими финансовыми трудностями, сначала отправился домой в поисках оружия, а затем подстерёг мистера Аарона Коэна где-то на улице. Молодой человек умолял об отсрочке. Возможно, Коэн упирался, но Эшли неотступно следовал за ним почти до самых дверей.
Там, увидев, что кредитор твёрдо настроен прервать неприятную беседу, он внезапно напал на несчастного сзади и задушил его; затем, опасаясь, что грязная работа не будет полностью завершена, дважды выстрелил в уже мёртвое тело, оба раза промахнувшись из-за нервного возбуждения. После этого убийца обыскал карманы жертвы и, найдя ключ от сада, подумал, что сможет избежать ареста, если пересечёт площадь по туннелю к дальним воротам, выходившим на Портленд-плейс.
Потеря револьвера стала одним из тех непредвиденных препятствий, которые карающее Провидение воздвигает на пути негодяя, вместе с собственным безрассудством предавая его в руки человеческого правосудия.
Однако мистера Джона Эшли, похоже, не впечатлило подробное описание его преступления. Он не воспользовался услугами кого-либо из выдающихся адвокатов, эффектно запутывающих свидетелей путём умелых перекрёстных допросов – о Боже мой, нет! Его вполне устроил тупой, прозаичный, второсортный законник, который, опрашивая свидетелей защиты, и мыслей не имел о какой бы то ни было сенсации.
Адвокат мистера Эшли спокойно поднялся со своего места и в возникшей тишине вызвал первого из трёх свидетелей. Он вызвал троих – а мог бы и двенадцать – джентльменов, членов Эштон-клуба на Грейт-Портленд-стрит, которые под присягой сообщили, что в три часа утра 6 февраля, то есть в момент совершения преступления, когда крики «Убийство!» разбудили жителей Парк-сквер-Веста, мистер Джон Эшли тихо сидел в клубе, в комнате для игры в бридж – там же, где и свидетели. Он заявился в клуб без нескольких минут три, как засвидетельствовал дежурный портье, и пробыл там около полутора часов.
Стоит ли объяснять, что это несомненное, полностью доказанное алиби разорвало обвинение в клочья. Самый хитроумный преступник не может находиться в двух местах одновременно, и хотя Эштон-клуб во многом нарушает законы об азартных играх нашей в высшей степени нравственной страны, но его члены принадлежат к избранным, самым безупречным классам общества. Мистера Эшли видели и разговаривали с ним в самый момент совершения преступления по крайней мере двенадцать джентльменов, чьи показания никак не могли быть подвергнуты сомнению.
Пока звучали эти поразительные заявления, поведение мистера Джона Эшли оставалось спокойным и безукоризненным. Несомненно, сознание возможности доказать свою невиновность с помощью таких неоспоримых фактов помогало ему сохранять хладнокровие в суде.
Его ответы судье были ясны и просты, даже на щекотливые вопросы о револьвере.
«Я покинул клуб, сэр, – объяснил мистер Эшли, – решив поговорить с мистером Коэном наедине, чтобы попросить его отсрочить выплату моего долга. Вы понимаете, что мне не хотелось этого делать в присутствии других джентльменов. Я ненадолго заглянул домой – не для того, чтобы специально взять револьвер, как утверждает полиция, потому что в туманную погоду я всегда ношу с собой револьвер – а чтобы посмотреть, не доставили ли в моё отсутствие важное деловое письмо.