Выбрать главу

Позднее, в самом конце фильма, Джон Уэйн уходит в закат с отважным мальчонкой-сиротой. Хряки смеются, свистят и предупреждают, что сейчас уписаются. Солнце садится в Южно-Китайское море, и это делает конец фильма столь же похожим на правду, как и все остальное.

Большинство летунов в зале – чисто выбритые штабные крысы, которые никогда не ходят на операции. На крысах отполированные ботинки, накрахмаленная форма и авиаторские темные очки. Крысы уставились на хряков так, будто перед ними Ангелы Ада, забредшие на балет.

Экран тускнеет, включается верхнее освещение, и одна из крыс говорит: "Хряки гребаные… скоты, и ничего боле…"

Хряки оборачиваются. Один из хряков поднимается. Направляется к ряду, где расселись крысы.

Крысы смеются, пихают друг друга, передразнивают хряка, изображая, какое сердитое у него лицо. И вдруг замолкают. Они не могут отвести глаз от этого лица, на котором появляется улыбка. Хряк улыбается, будто ему известен какой-то жуткий секрет.

Аэродромные крысы не спрашивают у хряка, почему он так улыбается. Они понимают, что лучше им этого не знать.

Еще один хряк вскакивает, хлопает улыбающегося хряка по руке и говорит: "Да на хер, Мудила. Ерунда. Этих мудаков нам херить ни к чему".

Улыбающийся морпех делает шаг вперед, но тот, что поменьше, преграждает ему путь.

Крысы решают воспользоваться этой задержкой в продвижении улыбающегося хряка. Они пятятся спиной вперед по проходу до самой двери и там, запинаясь, вываливаются на солнечный свет.

Я говорю:

– Ну не херня? А говорят, хряки все сплошь убийцы. По мне, так вы, девчонки, на убийц и не похожи.

Улыбающийся хряк уже не улыбается. Он говорит:

– Так-так-так, сукин сын…

– Не лезь, Мудила, – говорил маленький морпех. – Я этого засранца знаю.

Мы с Ковбоем бросаемся друг на друга, боремся, пихаемся и колотим друг друга по спинам.

– Старый ты козел. Как ты? Что нового? Кого успел поиметь? Только твою сестренку. Ну, лучше уж сестренку, чем маманю, хоть у меня и маманя ничего.

– Слушай, Джокер, а я уж размечтался, что больше с тобой, говнюком, не встречусь. Я уж так надеялся, что призрак комендор-сержанта Герхайма из Пэррис-Айленда никогда тебя не выпустит, что уж он-то обеспечит тебе мотивацию.

Я смеюсь:

– Ковбой, засранец этакий. А выглядишь ты сурово. Вот не знал бы, что ты крыса прирожденная – испугался бы.

Ковбой фыркает.

– Знакомься, это Скотомудила. Вот он – суровый малый.

Здоровенный морпех ковыряет пальцем в носу.

– Проверять не рекомендую, ептать.

Лента с пулеметными патронами крест-накрест перехватывает его грудь, поэтому выглядит он как самый настоящий здоровенный мексиканский бандит.

Я говорю:

– А это Стропила. Он не ходячая фотолавка. Он фотограф.

– Ты фотограф, да?

Мотаю головой.

– Я – военный корреспондент.

Скотомудила оскаливается, обнажая гнилые клыки.

– И много войны повидал?

– Хорош трындеть, урод. Мой откат – п…ц всему. У меня в два раза больше операций, чем у любого хряка в I корпусе. Сюда я так, потащиться заехал. А контора моя в Фубае.

– Правда? – Ковбой толкает меня кулаков в грудь. – Это наш район. Первый Пятого. Рота "Дельта" – самая крутая, самая ладная, самая нахальная. Мы сегодня утром сюда на попутках добрались. Заслужили чуток халявы, потому что наше отделение похерило боку Викторов Чарли. Мы ведь душегубы и сердцееды. Ты там спроси только, где отделение "Кабаны-Деруны" из первого взвода. Мы из людей сита делаем, брат, и дырки свинцом затыкаем.

Я ухмыляюсь.

– Сержант Герхайм мог бы гордиться, если б это услышал.

– Да, – отвечает Ковбой, кивая головой. – Да, согласен.

Смотрит куда-то в сторону.

– Терпеть этот Вьетнам не могу. У них тут даже лошадей нет. Охренеть можно – на весь Вьетнам ни одной лошади.

Ковбой разворачивается и знакомит нас с мужиками из своего отделения: Алиса, чернокожий, такой же здоровяк, как и Скотомудила, Донлон – радист, младший капрал Статтен – главный в третьей огневой группе, Док Джей – флотский санитар, С.А.М. Камень; и командир отделения "Кабаны-Деруны" Бешеный Эрл.

У Бешеного Эрла на плече висит кольтовская автоматическая винтовка M16, но в руках еще и духовое ружье "Ред райдер". Он тощий, будто из концлагеря сбежал, а все лицо его состоит из длинного острого носяры и пары запавших щек по сторонам. Глаза увеличены толстыми стеклами, и одна дужка дымчатых очков, какие выдают в морской пехоте, прикручена проволокой, намотать которой можно было бы и поменьше. "По коням", – говорит он, и хряки начинают собирать свои вещи, винтовки M16, гранатометы M79 и захваченные у врага АК-47, рюкзаки, бронежилеты и каски. Скотомудила поднимает пулемет M60 и упирает приклад в бедро, направив черный ствол вверх под углом в сорок пять градусов. Скотомудила крякает. Бешеный Эрл поворачивается к Ковбою и говорит: