Солнечный воскресный день. Мы разложили свои зеленые одежки на длинном бетонном столе и оттираем их от грязи.
В сотый раз сообщаю Ковбою, что хочу свою сосиску запихнуть в его сестренку, и спрашиваю, чего бы он хотел взамен.
И в сотый раз Ковбой отвечает: "А чего дашь?"
Сержант Герхайм расхаживает вокруг стола. Он старается не хромать. Он критикует нашу технику обращения с щетками для стирки, которые стоят на вооружении морской пехоты.
А нам плевать – уж очень мы соленые.
Сержант Герхайм сообщает, что Военно-морской крест он получил на Иводзиме. А дали его ему за то, что учил молодых морпехов, как кровью истекать. Морпехи должны сливать кровь в аккуратные лужицы, ибо морпехи отличаются дисциплинированностью. А гражданские и вояки из низших родов войск все вокруг кровью забрызгивают – как ссыкуны в кровати по ночам.
Мы его не слушаем. Мы друг с другом треплемся. Постирочный день – единственное время, когда нам разрешается поговорить друг с другом.
Филипс – чернокожая сладкоречивая "домовая мышь" сержанта Герхайма, рассказывает всем про целую тыщу лично сломанных целок.
Произношу вслух: "Леонард разговаривает со своей винтовкой".
Дюжина рекрутов поднимают головы. Не знают, что сказать. У одних лица кислые. У других напуганые. А у некоторых – сердитые, страшно удивленные, будто я у них на глазах калеку убогого ударил.
Через силу говорю: "Леонард разговаривает со своей винтовкой". Все замерли. Все молчат. "По-моему, Леонард спекся. По-моему, это уже восьмая статья".
Теперь уже все, кто вокруг стола, ждут продолжения. Как-то смешались все. Глаза будто не могут оторваться от чего-то там, вдалеке – будто пытаются вспомнить дурной сон.
Рядовой Барнард кивает.
– У меня всю дорогу кошмары эти. Моя… винтовка со мной разговаривает.
И, после паузы: "А я ей отвечаю…"
– Именно так, – говорит Филипс. – Ага. Точно так. И голос у ней такой холодный. Я подумал, что спячу сейчас на хер. Моя винтовка говорила…
Здоровенный кулак сержанта Герхайма вбивает следующее слово Филипса ему в глотку так, что оно вылетает у него из задницы. Размазал Филипса по палубе. Тот лежит на спине. Губы – в смятку. Он стонет.
Взвод замирает.
Сержант Герхайм упирается кулаками в бока. Его глаза поблескивают из-под полей "Медвежонка Смоуки" как два дула охотничьего дробовика.
– Рядовой Пайл – восьмая статья. Всем слышно? Если рядовой Пайл разговаривает с винтовкой, то потому, что спятил на хер. Приказываю отставить всю эту болтовню, гниды. И не позволяйте рядовому Джокеру играться с вашим воображением. Больше ни слова об этом слышать не хочу. Все слышали? Ни слова.
Ночь над Пэррис-Айлендом. Мы стоим в строю, и сержант Герхайм отдает свой последний на сегодня приказ: "Приготовиться… По шконкам!" И вот мы уже лежим на спине в нижнем белье, по стойке "смирно", оружие в положении "на грудь".
Читаем молитвы:
"Я – рекрут корпуса морской пехоты Соединенных Штатов Америки. Я служу в вооруженных силах, которые охраняют мою страну и мой образ жизни. Я готов отдать мою жизнь, защищая их, да поможет мне бог… Ганг хо! Ганг хо! Ганг хо!"
Затем – "Символ веры стрелка", который сочинил генерал-майор морской пехоты У. Х. Рупертэс:
"Это моя винтовка. Много таких, как она, но именно эта – моя. Моя винтовка – мой лучший друг. Она жизнь моя. И она в моих руках, как и жизнь моя.
Без меня нет пользы от винтовки моей. Я должен метко стрелять из моей винтовки. Я должен стрелять точнее, чем враг мой, который хочет убить меня. Я должен застрелить его, прежде чем он застрелит меня.
Клянусь".
Леонард открывает рот – впервые за последние недели. Его голос гремит все громче и громче. Поворачиваются головы. Ворочаются тела. Голос взвода затихает. Леонард вот-вот лопнет. Слова вырываются из легких, как из глубокой жуткой ямы.
В эту ночь дежурит сержант Герхайм. Он подходит к шконке Леонарда и останавливается, уперев кулаки в бока.
Леонард не замечает сержанта Герхайма. Вены на шее Леонарда вздулись, он продолжает реветь как бык:
"Моя винтовка – это человек, как и я – человек, ибо это жизнь моя. И потому я познаю ее как брата своего. Я познаю все ее принадлежности, ее прицел, ее ствол.
Клянусь содержать мою винтовку в чистоте и готовности, как и я должен быть чист и готов. Мы станем с нею едины.