Леонард улыбается нам всем, и это — прощальная улыбка на лице смерти, жуткий оскал черепа.
Выражение этой улыбки меняется — удивление, смятение, ужас, тем временем винтовка Леонарда покачивается вверх-вниз, а потом Леонард вставляет черный стальной ствол в рот.
— Нет! Не…
Бум.
Леонард замертво падает на палубу. Его голова превратилась в жуткую мешанину из крови, лицевых костей, черепных жидкостей, выбитых зубов и рваных тканей. Кожа — какая-то ненастоящая, как пластмасса.
Гражданские — понятное дело — как водится, потребуют расследования. Но в ходе этого расследования рекруты взвода 30–92 покажут, что рядовой Пратт, несмотря на высокую мотивацию к службе, входил в число тех десяти процентов с некомплектом, из-за которого им нельзя служить в возлюбленном нами Корпусе.
Сержант Герхайм по-прежнему улыбается. Он был хорошим инструктором. «Погибать — вот для чего мы здесь, — любил он повторять. — От крови трава растет лучше». Если б сержант Герхайм мог сейчас говорить, он бы объяснил Леонарду, почему мы влюбляемся в оружие, а оно не отвечает нам взаимностью. И еще он добавил бы: «Благодарю за службу».
Я выключаю верхний свет.
Объявляю: «Приготовиться к отбою».
— Отбой!
Взвод падает на сотню шконок.
Внутри меня — холод и одиночество. Но я не одинок. По всему Пэррис-Айленду нас тысячи и тысячи. А по всему свету — сотни тысяч.
Пытаюсь заснуть…
Лежа на шконке, притягиваю к себе винтовку. Она начинает со мной разговаривать. Слова вытекают из дерева и металла и вливаются в руки. Она рассказывает мне, что и как я должен делать.
Моя винтовка — надежное орудие смерти. Моя винтовка — из черной стали. Это наши, человеческие тела — мешки, наполненные кровью, их так легко проткнуть и слить эту кровь, но наши надежные орудия смерти так просто из строя не выведешь.
Я прижимаю винтовку к груди, с великой нежностью, будто это священная реликвия, волшебный жезл, отделанный серебром и железом, с прикладом из тикового дерева, с золотыми пулями, хрустальным затвором и бриллиантами на прицеле. Мое оружие мне послушно. Я просто подержу в руках Ванессу, винтовочку мою. Я обниму ее. Я просто чуть-чуть ее подержу… И, докуда смогу, буду прятаться ото всех в этом страшном сне.
Кровь выплескивается из ствола винтовки и заливает мне руки. Кровь течет. Кровь расплывается живыми кусочками. Каждый кусочек — паук. Миллионы и миллионы крохотных красных паучков ползут по рукам, по лицу, заползают в рот…
Тишина. И в этой темноте сто человек, как один, начинают читать молитву.
Я гляжу на Ковбоя, затем — на рядового Барнарда. Они все понимают. Холодные оскалы смерти застыли на их лицах. Они мне кивают.
Новоиспеченные солдаты морской пехоты из моего взвода лежат по стойке «смирно», вытянувшись горизонтально на шконках, винтовки прижаты к груди.
Солдаты морской пехоты застыли в ожидании, сотня оборотней-волчат с оружием в руках.
Я начинаю:
ЛИЧНЫЙ СЧЕТ
Я видел лучшие умы моего поколенья — безумьем убиты, истощены, истеричны и голы…
Псих — это человек, который только что осознал, что творится вокруг.
Тэт:[38] год Обезьяны.
Последний день перед встречей нового, 1968 года по вьетнамскому лунному календарю мы со Стропилой проводим у лавки на Фридом-Хилл возле Дананга. Мне приказано написать тематическую статью о центре отдыха на Фридом-Хилл на высоте 327 для журнала «Лэзернек». Я — военный корреспондент при 1-й дивизии морской пехоты. Моя работа заключается в том, чтобы писать бодрые новостные бюллетени, которые раздаются высокооплачиваемым гражданским корреспондентам, которые ютятся со своими служанками евроазиатского происхождения в больших отелях Дананга. Те десять корреспондентов, что работают в информбюро 1-й дивизии, с неохотой выполняют свои обязанности по созданию пиара войне вообще и корпусу морской пехоты в частности. Сегодня утром мой начальник решил, что статью, которая может реально вдохновить войска на великие свершения, можно написать о высоте 327, а фишка должна быть в том, что высота 327 была первой точкой, где надолго обосновались американские войска. Майор Линч считает, что я заслужил немного халявы перед возвращением в фубайское[39] информбюро. Последние три операции вымотали меня до усрачки; в поле корреспондент — такой же стрелок, как и все. Стропила прицепился ко мне и таскается за мной как ребенок. Стропила — военный фотокорреспондент. Он думает, что я реально крутой боевой морпех.
38
Тэт — вьетнамский (лунный) Новый год, отмечается в первый день первого лунного месяца в первый сезон нового года (по лунному календарю) и потому называется Тэт Нгуен Дан (Праздник Первого Дня) или Тэт Там Нгуен (Праздник Трех Первых).
В истории Вьетнамской войны Тэт 1968 года связан с «генеральным наступлением», предпринятым объединёнными усилиями Вьетконга и Народной армии ДРВ, которое многие исследователи считают поворотным событием этой войны, в первую очередь вследствие произведённого в результате психологического воздействия на американскую общественность. Наступление застало американцев и южных вьетнамцев врасплох, несмотря на то, что определённые меры были приняты. Так, в IV корпус приказ об отмене перемирия поступил лишь вскоре после 10 часов вечера 30 января, всего за 4 с половиной часа до начала наступления. Днём 30 января штаб главнокомандующего американскими вооруженными силами во Вьетнаме Уэстморленда издал директиву, предписывавшую следующее:
«Войска должны быть приведены в состояние максимальной готовности, особое внимание следует уделить обороне штабных комплексов, складов, аэродромов, крупных населённых пунктов и мест расквартирования войск».
В одни места она поступила слишком поздно, во многих других к ней отнеслись недостаточно серьёзно. Если вспомнить ещё о том, что значительная часть сил АРВ находилась в отпусках, можно провести некоторые аналогии с 22 июня 1941 г.
В результате наступления войска ДРВ и вьетконговцы понесли сокрушительные потери, но, как говорится, «осадок остался». После него Америка поверила, что война во Вьетнаме проиграна. Процесс пошёл.