За всю жизнь Мячиков так и не научился добывать, доставать или проталкивать...
...На следующее утро после знакомства с Анной Павловной Мячиков проснулся, как обычно, в четверть седьмого. Сделал зарядку, принял холодный душ и занялся приготовлением завтрака.
Но поесть не удалось. Раздался звонок.
Когда Мячиков открыл дверь, в квартиру ввалился Валентин Петрович.
– Здравствуй, Коля!
– Здравствуй, Валя! – обрадовался Николай Сергеевич. Воробьев прошел в кухню, увидел яичницу, снял сковородку с плиты и потребовал у хозяина вилку. Уплетая завтрак, Воробьев хвастливо сказал:
– Я в эту ночь не бездельничал! Я составил список возможных преступлений!
Николай Сергеевич вздохнул.
– Ты пойми, – сказал он, наливая Валентину Петровичу чай, – если бы я был пекарем, который не хочет уходить на пенсию, и в знак протеста, ночью, тайно выпекал бы вкусный хлеб, – это естественно. Если бы я был каменщиком и ночью, тайно выкладывал новый этаж, – опять логично. Но ты толкаешь нас на совершение уголовно наказуемых деяний!
– Я не виноват, – сказал Воробьев, спокойно попивая чай, – что у тебя такая мерзкая профессия!
– Ты не обижайся, – упирался Мячиков, – но твои предложения годятся только для сумасшедших!
– Никогда не известно, кто из людей нормальный, а кто нет! – философски заметил Воробьев. Он порылся в кармане и достал лист бумаги. – Сейчас я тебе зачитаю список. Правда, ты должен учесть, что мне было очень трудно. Убийство, изнасилование, вооруженный грабеж и шпионаж я отмел сразу!
– Спасибо и на этом! – успел вставить Николай Сергеевич. Воробьев начал читать:
– Итак, первое. Угон машины! – При этом он пояснил: – Машину ты возвращаешь владельцу, а меня не находишь. Это общий принцип: ты возвращаешь похищенное, а преступника не ловишь!
– Разве ты умеешь водить машину? – удивился Мячиков.
– Нет. А ты?
– И я не умею. Как же мы тогда будем угонять?
– Значит, это отпадает. – Воробьев взял ручку и вычеркнул из списка «Угон машины». – Теперь второе преступление. Его мы инсценируем. Мы с тобой вывозим из моей квартиры всю мебель!
– Куда? – спросил Мячиков, невольно вовлекаясь в игру.
– Можно к тебе! – сразу нашелся Воробьев. – Можно дачу снять... Я подаю заявление, что меня ограбили, а ты находишь мою обстановку.
– Обожди! – В Мячикове невольно заговорил профессионал. – Это не годится. Федяева так просто не проведешь. Он узнает, что мы друзья, и легко докопается до истины.
– Жаль, – Воробьев отложил список и задумался. – Есть у меня заветная мечта. Но она, конечно, неосуществима! Вот послали бы тебя в Америку, а ты бы взял и отыскал убийц Кеннеди! Утер бы нос этим американцам!
– Я не знаю, нашел бы я или нет, я ведь не знаю английского языка, – проникновенно сказал Николай Сергеевич, – но я бы в лепешку разбился, чтобы найти...
– Ну, ладно, – Воробьев снова перешел на прозу. – Давай ограбим Анну Павловну! Это мое третье предложение, последнее!
Николай Сергеевич оцепенел и не нашелся, что ответить.
– Мы ограбим ее понарошку. Она ведь инкассатор! Мы с ней сговоримся, она добровольно отдаст нам мешки с деньгами... Ну а дальше все по схеме.
– Я не стану грабить женщину! – благородно воскликнул Мячиков.
Валентин Петрович нахмурился:
– Тебе все не нравится! Никак тебе не угодишь!
– Потому что ты занимаешься чепухой! – кротко, но твердо заявил Николай Сергеевич.
– Я пришел к тебе с открытым сердцем, а ты меня обижаешь!
– Потому что ты этого заслуживаешь! – Мячиков был непреклонен. Ему не хотелось ссориться с другом, но грабить не хотелось еще больше.
– Ну тогда подавай на пенсию! Так тебе и надо! – вспылил Воробьев.
– Лучше на пенсию, чем под суд!
– Таких, как ты, и нужно судить!
– А ты... ты опасен для общества! – выпалил Мячиков.
– А ты... ты... – Воробьев старательно подыскивал оскорбление. – Ты ничтожество!
Он направился было к выходу, но одного «ничтожества» ему показалось мало. Он возвратился и добавил:
– Ты не только ничтожество, ты старик!
Нанеся решающий удар, он ушел, хлопнув дверью.
Глава пятая
Придя на работу, Мячиков прежде всего заглянул к шефу:
– Чем мне сегодня заниматься? Вы не поручите мне какое-нибудь дело?
– Но, дорогой Николай Сергеевич, преступность катастрофически падает: уже почти не убивают и почти не воруют. Загляните в статистические сводки, если не верите. Мне просто нечего вам поручить!
– Я не так глуп, как вам кажется! – И огорченный следователь покинул кабинет прокурора, думая о том, чем занять время.
В обеденный перерыв в прокуратуру пришел Воробьев.
Найдя Мячикова, он сказал ему, будто они утром и не ссорились:
– Ты был прав. Все мои прежние варианты никуда не годились! Теперь я действительно придумал нечто потрясающее! Пойдем!
– Куда? – насторожился Николай Сергеевич.
Воробьев нагнулся и прошептал Мячикову на ухо:
– В музей!
– А зачем? – громко спросил следователь.
Воробьев ухватил его за рукав и поволок в коридор, потому что Мячиков работал в комнате не один, а Воробьеву не нужны были свидетели.
– Что я не видел в музее? Я занят на работе! – упирался Николай Сергеевич, предчувствуя недоброе.
– Ты здесь все равно баклуши бьешь! – безжалостно напомнил Воробьев. – Пошли!
Когда они очутились на улице, Валентин Петрович спросил друга:
– Ты куда хочешь – в Русскую картинную галерею или в Музей западной живописи?
– Я вообще никуда не хочу идти! Ты ведешь меня насильно!
– А почему ты так боишься идти в музей? – рассмеялся Воробьев.
– Я боюсь не музея, а тебя! – признался Николай Сергеевич.
Валентин Петрович похлопал друга по плечу:
– Ладно, пойдем в Музей западной живописи. Он ближе!
Воробьев взял Мячикова под руку и повел к троллейбусной остановке.
Когда старики прибыли в музей, их встретил плакат: «Юбилейная выставка Рембрандта. 300 лет со дня рождения».
– Возможно, что Рембрандт – это именно то, что нам надо! – загадочно произнес Воробьев.
Николай Сергеевич понимал, зачем они сюда пришли, но старался не думать об этом.
– В какой зал пойдем? – великодушно спросил Воробьев.
– Лично я люблю импрессионистов! – застенчиво признался Мячиков.
– Импрессионистов так импрессионистов... – согласился Валентин Петрович. – Для тебя я на все готов!
Первый экспонат, у которого задержался Мячиков, была скульптура Родена «Поцелуй».
– Какая прелестная вещь! – восхитился вслух Николай Сергеевич, забывая об опасности, связанной с присутствием Воробьева.
– Эта скульптура не годится! – покачал головой Валентин Петрович. – Врачи не разрешают мне поднимать тяжести. Но ты подбросил оригинальную идею. О скульптуре я как-то не подумал...
И Воробьев подвел друга к маленьким бронзовым фигуркам Аристида Майоля, которые свободно могли бы поместиться в кармане.
– Хороший скульптор этот Майоль?
– Конечно, он не Роден, – тоном знатока ответил Николай Сергеевич, – но мастер интересный.
– Ясно. Плохого здесь держать не станут. Обожди меня! – И Валентин Петрович заспешил к смотрительнице зала, бодрой старушке, которая зорко следила за тем, чтобы посетители не хватали руками произведения искусства.
– А вы не боитесь, – спросил Воробьев, – что кто-нибудь украдет вот те маленькие статуэтки?
Смотрительница охотно вступила в разговор:
– Одну уже украли! Но теперь с этим покончено. Теперь все статуи приморожены к постаментам!
– Как приморожены? – с профессиональным интересом переспросил инженер Воробьев.
– Очень просто – сжатым воздухом! – объяснила старушка.
– Спасибо! – Воробьев вернулся к Мячикову.
– Скульптуры отпадают в принципе – они приморожены к постаментам.
– Очень хорошо. Значит, их никто не стащит! – злорадно отозвался Мячиков, любуясь в этот момент картиной Матисса.
Валентин Петрович тоже посмотрел на картину и возмутился:
– Что ты в ней нашел? Она такая здоровенная!