Ковбой продолжает жевать.
– Играл бы ты в свой покер, Зверодер.
Ковбой открывает набор B-3 – баночку с печеньем, на котором картинки с Джоном Уэйном, какао и ананасовым джемом. Вскрывает банку маленькой складной открывалкой P-38, которую носит вместе с жетонами на шее.
– Я два раза не повторяю.
Все замолкают.
– Ага, зашибись, раскомандовался. И что ты сделаешь – во Вьетнам пошлешь? Отдыхай, Ковбой. Ты ведь не Джон Уэйн. Доедай свое печенье.
Зверодер хмыкает. «Ставлю доллар». Бросает красную фишку. Кладет карты картинкой вниз на палубу и продолжает натирать детали разобранного пулемета белой тряпицей.
– Не играй никогда в героя, салага. Вся слава служакам достается, а солдатам – смерть. Вон, был у нас добрый малый, Стропила. Один на один с танком смахнуться решил. Или Бешеный Граф – тот начал в гуков из духового ружья палить. Раньше у нас другой салага был – в первый же день на выходе прямо на Попрыгунью Бетти уселся. Уехал отсюда прямиком в преисподнюю. И еще шесть добрых парней подорвал. Погиб на поле боя, такая вот жопа, мама. Мне вон осколком нос пробило... – Зверодер наклоняется и показывает салаге свой нос. – А самое хреновое – тот гниденыш мне пять баксов должен был.
Алиса сплевывает.
– Снова за байки свои принялся?
Зверодер не обращает на Алису вниманья и продолжает:
– Отвечаю за базар, салага. Сток, наш прежний главный, думал, что он суперхряк. Тысячеярдовый взор заимел. Он каждый раз ржать начинал, когда мертвого морпеха видел. Ну, дослуживал потом в буйной палате с мягкими стенами. Он -
Алиса поднимается.
– Заткни всю эту чушь знаешь куда? Понял, да?
Зверодер бормочет, не поднимая головы:
– Слава Богу, есть такая штука – серповидно-клеточная анемия[37].
Алиса чешет грудь:
– Долой расизм в окопах, Звер. Все нормально, салага, не бери в голову.
– Ясное дело. – говорит Зверодер. – Бери пример с меня. Делай как я. Они тебе сейчас наговорят, что я чудовище, а на самом деле я единственный солдат в этом взводе, у которого вместо головы не жопа. В этом говеном мире только чудовища и живут вечно, а всех остальных убивают. Когда человек убивает ради удовольствия -это садист. Когда человек убивает ради денег – это контрактник. А вот когда человек убивает ради и того и другого – это морпех.
– Так точно, сэр. – говорит салага, бросая две фишки на кон.
– Потрахаться бы сейчас. – говорю. – А тут даже руки подходящей для этого дела не найдешь.
Зверодер стонет.
– Здорово пошутил, Джокер. Так тонко, что я не понял.
Бросает две фишки, потом еще три.
– Ставлю на три больше. Банкомет меняет две карты.
Салага отвечает:
– Меняю три. Да не герой я. Просто хочу делать свое дело. Типа, защищать свободу -
– К херам твою свободу. – говорит Зверодер. Зверодер начинает собирать М-60. Он целует каждую деталь, прежде чем вставить ее на место.
– Промой шестеренки в своей бестолковке, салага. Думаешь, мы гуков тут за свободу мочим? Не обманывай себя, бойня тут. Смотри на мир шире, салага – тебе же лучше будет. Вот если мне скажут: «Давай, мы тебе яйца отстрелим, а ты за это проси что хочешь», и попросят назвать только одно слово, я скажу: «Порево». Ты лучше пойми, что мы тут косоглазых косим. Они мочат наших братанов, а мы с ними расплачиваемся по-крупному. А откат – п...ц всему.
– И на кой весь этот базар? – спрашивает Донлон. – Вьетнам может меня убить, но переживать из-за всякой хрени не заставит. Я просто хочу вернуться в Большую лавку в целости-сохранности. Ради собственного блага.
– А что там хорошего? – спрашиваю я. – Что там, что здесь – одна херня. Дом твой там, где твой сержант – верно, Ковбой?
Поворачиваюсь к Зверодеру.
– Ты с Ковбоя пример бери, салага. Он тебя уму-разуму научит.
– Ага, – говорит Донлон, вытягивая пачку сигарет из-под эластичной ленты на каске. – Ковбой к этой хрени всерьез относится.
Ковбой хмыкает.
– Я просто делаю свое дело, брат, день за днем.
Он улыбается:
– Знаешь, чем я в Мире занимался? По вечерам после школы мелочь забирал из парковочных счетчиков. Возил деньги на красном фургоне, у меня еще такая голубая фуражка с серебряной эмблемой была. Я тогда такой весь из себя был. А теперь мне кроме ранчо и пары-другой лошадок ничего не надо...
Зверодер говорит:
– Ну так вот, есть бабы, которые воняют страшно, и Вьетнам страшно воняет, а потому – вы... его и выбросить. Вместе с служаками, которые все это придумали.
– Слышу глас твой. – отвечаю. – Вижу, как ты рот открываешь. Но перед служаками все мы прогибаемся...
– Истину глаголешь. – отзывается Алиса, который сидит дальше по тропе. Смачно пришлепывает комара на щеке. – Мы только на словах хороши.
Донлон со злостью смотрит на меня.
– А сам-то ты кто? Махатма Ганди?
Донлон тычет в меня указательным пальцем.
– Ты командир первой огневой группы, Джокер. И в силу этого – заместитель командира отделения. Так что ты из таких же. Тебе нравится быть выше других.
– Чушь какая.
– Нет, Джокер, про тебя – это не чушь. Из всех уродов ты у меня самый любимый.
– Пошел... ты...
– Не ори, Джокер. – говорит Ковбой. – Тут в кустах чья-нибудь мама может сидеть, а ты так грязно ругаешься. Не выноси сор из избы, о'кей?
– Есть. Так точно, Ковбой. – смотрю на Донлона. – Если мне Ковбой прикажет – я козявки из носа у трупа вытащу и сожру. Чтоб гнить заживо в Портсмуте – на это у меня крутости не хватит. И я о том ответственно заявляю. Но сам я не приказываю. Я -
– Чушь собачья. – говорит Донлон. – Дерьмо ты со своим пацификом. Вот нахрена ты его нацепил? Ты сейчас здесь, как и все, и не лучше нас.
– Послушай, – говорю я, стараясь не сорваться. – Может, я и позволю Корпусу меня трахнуть, но жопу раздвигать для него не буду.
Зверодер меня обрывает:
– Слабак ты, у тебя и волосья-то на яйцах не выросли.
У меня начинают дрожать губы.
37
Cерповидноклеточная анемия – наследственная болезнь, встречается преимущественно среди негров.