– Надо б нам поторапливаться, братан. Мистер Недолет нам сердца повышибает, если опоздаем.
Ковбой собирает свой скарб. «Так точно, Граф. Но ты с Джокером сначала переговори. Мы на острове вместе были. Он про тебя такого распишет – знаменитым станешь».
Бешеный Граф глядит на меня. Лицо его не выражает ничего.
– Именно так. Меня Бешеный Граф зовут. Гуки[19] меня любят страшно, покуда я их не грохну. Потом уже не любят.
Я ухмыляюсь.
– Именно так.
Бешеный Граф ухмыляется, выставляет вверх большие пальцы, говорит: «Выдвигаемся, Ковбой» и выводит отделение из кинотеатра.
Ковбой толкает меня в плечо.
– Вот это, братан, мой бесстрашный командир. А я – командир первой огневой группы. Скоро командиром отделения стану. Жду вот только, когда Графа замочат. Или он просто спятит к гребаной матери. Сам-то Граф именно так главным стал. До него у нас главным старина Сток был. Просто суперхряк. Свихнулся напрочь. Ничего, совсем скоро и мой черед придет.
– Ну, Ковбой, ты там не расслабляйся. Не забывай, какой ты дурень. Ты же сам о себе позаботиться, и то не можешь. Помнишь, как легко я тебя завалил, когда сержант Герхайм заставил меня снайпера изображать? Я вот как думаю: Корпус должен твою маму сюда на самолете доставить, чтобы она с тобой вместе по джунглям шастала.
Ковбой делает несколько шагов к двери, оборачивается, машет рукой, улыбается.
Показываю ему средний палец.
Когда Ковбой уходит за своим отделением, мы с Стропилой смотрим мультики про розовую пантеру. Потом берем свои винтовки и отправляемся в лавку, которая по виду ничем не отличается от обычного склада. Покупаем там всякую недорогую хавку.
Стоим в очереди, чтобы расплатиться за хавку военными платежными чеками. Стропила мнется, придумывает, как бы получше сказать.
– Джокер, я хочу ... Куда-нибудь. Я на операцию хочу. Я в стране уже почти три месяца. Три месяца. А чем занимаюсь? Только рукопожатия щелкаю на наградных церемониях. Намба тен, хуже некуда. Мне надоело уже. Какая-нибудь школьница – и та бы справилась.
Он протягивает чеки миловидной кассирше-вьетнамке.
Когда мы выходим за дверь, юный вьетконговец-стажер насильно заставляет меня сдаться и разрешить ему почистить мне ботинки, а тем временем его старшая сестренка демонстрирует свою грудь Стропиле.
– Не гоношись, Строп, ради своей же пользы. Успеешь еще и на операцию.
– Ну, Джокер, помоги, а? Как я смогу географии учить, если мира не видел? Забери меня с собой в Фу-Бай. Договорились?
– Ага, а там тебя замочат на первой же операции, и я же буду виноват. Вернусь в Мир, а там твоя мамочка меня разыщет. Она же меня до усрачки отмудохает. Никак нет, Строп. А я ведь не сержант, я всего лишь капрал. И ответственности за твою тощую задницу не несу.
– А вот и несешь. Я же только младший капрал.
Мы с Стропилой заходим в контору Объединенных организаций обслуживания вооруженных сил и обмениваемся скользкими шуточками с девчонками из Красного креста, которые в ответ хлопают широко раскрытыми глазами и угощают нас круглыми бубликами. Мы спрашиваем девчонок из Красного креста, не думают ли они, что этими бубликами мы должны удовлетворять свои плотские желания, а они отвечают, что больше дырки от бублика мы ничего не заслуживаем.
В конторе лежат кучи и кучи писем, которые пишут нам дети из Мира.
Дорогие Солдаты в Боевой Готовности:
Мы узнали, что во Вьетнаме все самые смелые, живые или мертвые. Мы все стараемся помочь вам вернуться домой в свои дома. Мы покупаем облигации. Мы помогаем Красному кресту помогать солдатам. Мы поможем вам и вашим союзникам прийти обратно. Если можно, мы пошлем вам подарки.
С приветом из вашей страны,
Чери
Дорогой боевой товарищ:
Мне восемь лет. У меня есть брат. У меня есть сестра. Там, наверно, грустно.
Искренне Ваш,
Джефф
Дорогой американец:
Мне хотелось бы поговорить с тобой по-настоящему, а не через открытку. У нас есть собака, она такая четкая. Она черная, с длинными волосами. Меня зовут Лори. Я всегда буду упоминать о тебе в своих молитвах. Скажи всем, что я люблю их всех, и тебя тоже. Ну, пока.
Твой друг Лори
Стропила читает эти письма вслух. Его они еще способны тронуть.
А по мне эти письма – что туфли для покойников, которые ходить уже не могут.
Когда начинает темнеть, мы с Стропилой добираемся на попутках до хибары, отведенной для информбюро в расположении штаба 1-ой дивизии морской пехоты.
Стропила пишет письмо матери.
Достаю черный маркер и рисую жирное "X" на числе 59 на крутом бедре голой женщины, которую я нарисовал в натуральную величину на фанерной перегородке позади своих нар. На моем бронежилете, на задней стороне – уменьшенная копия той же самой женщины.
Практически у каждого морпеха во Вьетнаме есть свой стариковский календарь его срока службы – обычных 365 дней и еще 20 бесплатного приложения за то, что он морпех. Некоторые рисуют их маркерами на бронежилетах. Некоторые украшают ими каски. Некоторые накалывают. Есть и трафаретные картинки Снупи, на которых его собачье тело разделано на части бледно-голубыми чернилами, или каска с парой ботинок – «Старик». Рисунки бывают разные, но самый популярный – полуженщина-полудевочка с большим бюстом, которая раскроена на кусочки, как сборная картинка-головоломка. Каждый день очередная деталь ее соблазнительного анатомического устройства затушевывается, а та, что между ног, естественно, остается на последние несколько дней в стране.
Сидя на шконке, я печатаю на машинке свой отчет о Высоте 327, этом оазисе для военнослужащих, о том, как всем нам, добропорядочным юным гражданам Америки, гарантируются здесь ежедневные рационы хавки, и о том, как те из нас, кому повезет посетить тылы, смогут посмотреть на то, как Мистер Джон Уэйн с помощью каратэ забивает Виктор-Чарли до смерти в цветных мультиках про войну в каком-то другом Вьетнаме.
Статья, которую я пишу на самом деле – шедевр. Требуется настоящий талант, чтобы убедить людей в том, что война – это прекрасное приключение. Поезжай один, приезжайте все в экзотический Вьетнам, жемчужину Юго-Восточной Азии, здесь вы познакомитесь с интересными людьми, наследниками древней культуры, которые пробудят в вас интерес к жизни ... и кроме того, вы сможете их убить. Стань первым парнем из своего района, кто откроет официальный счет убитым врагам.
Валюсь в койку. Пытаюсь уснуть.
Заходящее солнце заливает оранжевым светом рисовые поля за проволочным заграждением.
Полночь. Где-то под нами, в деревне Догпэтч, гуки запускают фейерверки, отмечая вьетнамский Новый год. Мы с Стропилой забрались на жестяную крышу нашей хибары, откуда лучше видны салюты посерьезнее, которые запускают с аэродрома Да-Нанга. 122-миллиметровые ракеты падают с темного неба. Я открываю набор «B-3», и мы едим джонуэйновские печенюшки, макая их в ананасовый джем.
Не прекращая жевать, Стропила говорит:
– Я думал, должно быть перемирие, ведь Тет у них великий праздник.
Пожимаю плечами.
– Ну, наверное, лишь из-за того, что сегодня праздник, трудно отказаться от удовольствия пострелять по тем, кого уже давно пытаешься пристрелить.
И вдруг «у-у-у-ш-ш-ш...»
Это по нам.
Я спрыгиваю с крыши.
Стропила, раскрыв от изумления рот, вскакивает на ноги. Он смотрит сверху вниз на меня как на сумасшедшего.
– Что -
Мина разрывается на палубе в пятидесяти ярдах от нас.
Стропила слетает с крыши.
Рывком поднимаю Стропилу на ноги. Пихаю его. Он валится в бункер из мешков с песком.
19
Gooks – пренебрежительное прозвище азиатов, происходит от корейского слэнгового слова, означающего «человек», вошло в обиход во времена войны в Корее.