Выбрать главу

Мне даже страшно стало. Страшно при мысли о том, что будет, если моя догадка окажется верной; и в то же время я слишком хорошо представлял себя, в каком положении окажусь, если определю одно, а окажется совсем другое. По одному лишь наброску еще нельзя выносить окончательного суждения, нужно видеть оригинал. А значит — отправиться в Ист-Лондон. Но в тот момент это меня никак не устраивало. Я был назначен экзаменатором в университете и просил слать мне все материалы в Книсну. Мой долг — закончить эту работу в определенный срок; если я уеду сейчас, то, почти наверное, не выполню своих обязательств. Правда, есть альтернатива: находку пришлют мне… В тот момент я до того растерялся, что не думал ни о размерах рыбы — полтора метра, ни о дате поимки; все мои мысли были заняты ее опознанием. Неужели сбылось странное предчувствие, которое всегда мной владело?

Я почему-то всегда был убежден, что мне предначертано открыть какое-нибудь совершенно необычное животное. Какое именно, я не представлял себе, но постепенно утвердился в мысли, что это будет морской змей или что-нибудь в этом роде. Я так свыкся с этой идеей, что она в какой-то мере подготовила мое сознание к той фантастической возможности, которая теперь вдруг возникла. И, несмотря на все возражения моего здравого смысла, я упорно в очень приблизительном рисунке, сделанном к тому же не ихтиологом, старался найти тот ответ, которого мне так хотелось.

Снова заговорила жена. Мы обвенчались всего девять месяцев назад, я был намного старше ее, и она постоянно открывала что-то новое для себя в моем прошлом.

Я не знала, что ты занимался ископаемыми рыбами, — сказала она.

Я рассказал ей о своих «вылазках» в эту область.

Почему ты думаешь, что эта одна из тех рыб? — продолжала она.

Прежде всего — хвост. Насколько я знаю, на свете не осталось ни одной рыбы с таким хвостом. Он типичен главным образом для ранних представителей группы, известной под названием кистеперых. А чешуя, плавники, костные пластины головы? Все указывает на то же!

Жена и ее мать внимательно рассматривали набросок, отмечая указанные мною детали. Затем жена снова обратилась к первой странице и вдруг воскликнула:

— А ты обратил внимание, когда написано письмо?

Она подала его мне.

Боже мой, 23 декабря! А сегодня 3 января, прошло одиннадцать дней!

Вот письмо:

«Ист-Лондон, Южная Африка. 23 декабря 1938 года.

Уважаемый доктор Смит!

Вчера мне пришлось ознакомиться с совершенно необычной рыбой. Мне сообщил о ней капитан рыболовного траулера, я немедленно отправилась на судно и, осмотрев ее, поспешила доставить нашему препаратору. Однако сначала я сделала очень приблизительную зарисовку. Надеюсь, Вы сможете помочь мне определить эту рыбу.

Она покрыта мощной чешуей, настоящей броней, плавники напоминают конечности и покрыты чешуей до самой оторочки из кожных лучей. Каждый луч колючего спинного плавника покрыт маленькими белыми шипами. Смотрите набросок красными чернилами.

Я была бы чрезвычайно благодарна, если бы Вы сообщили мне свое мнение, хотя отлично понимаю, как трудно заключить что-либо на основании такого описания.

Желаю Вам всего лучшего.

Искренне Ваша

М. Кортенэ-Латимер».

Как я уже говорил, в то время Ист-Лондонский музей был очень беден и не располагал почти никаким оборудованием. Он был своего рода Золушкой среди музеев Южной Африки, и руководила им молодая женщина, тоже «Золушка». Что произошло с рыбой за эти одиннадцать дней? В письме сказано, что ее передали препаратору. Но ведь никто явно не подозревал, что это сенсационнейшая находка! И конечно же они не сохранили внутренностей. Сейчас лето — мясо и внутренности давно сгнили… А может быть, жабры и какие-нибудь части скелета, пусть даже зарытые в землю вместе со всем остальным, еще удастся найти? Надо действовать и действовать быстро.

От Книсны до Ист-Лондона 560 километров. В 1938 году дороги были в ужасном состоянии, телефонная связь тоже не могла сравниться с сегодняшней. Переговорить с другим городом — целая проблема. На то, чтобы связаться, уходило очень много времени, слышимость была отвратительной. Книсна всегда была фактически изолирована от внешнего мира. Письмо из Ист-Лондона шло не меньше шести дней!