Поблизости от нашего дома была лавка с телефоном… Час дня, с почты мне ответили, что сегодня не могут обещать разговор с Ист-Лондоном. Может быть, до пяти пасов, когда закрывается музей, связь- будет, а может быть, и нет; дома у мисс Латимер телефона не было.
Забавно вспоминать, как реагировали на почте и в лавке. Ист-Лондон! Звонить в такую даль! После ленча я пошел в поселок Книсну и, как только открылась почта, отправил следующую телеграмму:
«Чрезвычайно важно сохранить скелет и жабры описанной рыбы».
Кроме того, я заказал на следующее утро междугородный разговор, а вернувшись домой, немедленно сел писать письмо мисс Латимер. Помню, как я сочинял и рвал все новые варианты, один ' короче и лаконичнее другого, так как боялся сказать слишком много. Вот окончательный вариант.
«Написано в Книсне.
3 января 1939 года.
Уважаемая мисс Латимер!
Благодарю за Ваше письмо от 23 декабря, которое получил только что. Ваше сообщение чрезвычайно интересно, и я очень сожалею, что нахожусь не в Грейамстауне, откуда смог бы быстро приехать к Вам и осмотреть рыбу. Мое отсутствие продлится еще некоторое время, и я надеюсь, что Вы сохранили жабры и внутренности Вашего экземпляра, это исключительно важно. Если все было закопано, то Вы еще можете спасти хотя бы жабры.
Сейчас я не решаюсь делать догадок, что это за рыба, но при первой возможности прибуду, чтобы ее посмотреть.
Судя по Вашей зарисовке и описанию, она напоминает формы, которые давным-давно вымерли, но я решительно предпочитаю увидеть ее сам, прежде чем брать на себя ответственность за определение.
Будет весьма интересно, если эта рыба окажется близкой родственницей доисторических рыб. А пока тщательно берегите ее, не подвергайте риску пересылки. Чувствую, что она представляет большую научную ценность.
С сердечным приветом и наилучшими новогодними пожеланиями.
Искренне Ваш
Дж. Л. Б. Смит»,
Весь остаток дня я провел в таком смятении, что иному хватило бы на всю жизнь. Что это за рыба? Сохранилось ли хоть что-нибудь из внутренностей? Ночью я почти не спал.
Утром, едва начала работать телефонная станция, я поспешил в лавку, к телефону, и провел три тревожных часа, ожидая вызова. Наконец меня соединили.
Ну, конечно… Мои самые худшие опасения оправдались: внутренности выбросили, и муниципальная тележка увезла их на свалку. Мисс Латимер слышала отчаяние в моем голосе. Но я не мог ее упрекнуть. В наших водах столько необычайных рыб, что только специалист может определить, представляют ли какую-нибудь ценность их внутренности. Я попросил ее немедленно пойти на городскую свалку — может быть, еще удастся что-то отыскать; я же решил попытаться сесть на самолет в Джордже, чтобы лететь в Ист-Лондон искать внутренности.
На следующий день мне удалось еще раз дозвониться в Ист-Лондон, и я узнал, что городской свалкой Ист- Лондона служит… море. Значит, все. Внутренности утрачены безвозвратно. Я уже ничего не могу сделать. Но это было только первое разочарование в моей работе с целакантами…
Помню, как я спросил телефонную станцию, сколько с меня причитается. Когда я затем уплатил лавочнику причитающуюся сумму, он был поражен, что есть люди, которые готовы выложить такие деньги за разговор о рыбьих внутренностях.
Тревога не покидала меня, в голове бушевал вихрь мыслей. Неужели это реликтовая форма? Если да, то утрата внутренностей — подлинная трагедия. Разумеется, прежде всего я должен опознать рыбу. Не забывайте, что я не был экспертом по ископаемым рыбам, просто иногда в свободное время, верный своему увлечению, изучал то, что о них известно. Мысленно я силился «проявить» зарисовку мисс Латимер. Есть что-то общее с акулой, но ведь и ранние кистеперые похожи на нее. Правда, это всего-навсего набросок, к тому же очень приблизительный, недолго и ошибиться. И все-таки некоторые признаки прямо указывали на древних кистеперых. Моя память добросовестно запечатлела, что ископаемые кистеперые описаны во втором томе «Каталога ископаемых рыб» Британского музея, изданного в 1891 году. Но в Книсне у меня не было нужных книг, за ними надо ехать в Грейамстаун или Кейптаун.
В первое время своей работы над рыбами я, естественно, не располагал полными коллекциями, Самая крупная находилась в Южноафриканском музее в Кейптауне. Я хорошо ее изучил, и очень часто у меня появлялись основания сомневаться в справедливости мнений доктора Бэрнэрда, создателя этой коллекции, изложенных в пояснительных карточках экспонатов.