Кстати, не только Аглабидам были свойственны стремление украсить постройки в целях возвеличения своего господства и желание использовать с выгодой для себя авторитет Окбы. Алжирский историк Рашид Буруиба, специально изучавший искусство мусульманской архитектуры Магриба в различные эпохи, установил сходство между скульптурными деревянными украшениями мечети Сиди Окбы в Кайруане и таковыми у входа в его гробницу в оазисе Сиди Окба. И те, и другие были выполнены в XI в. при эмирах из берберской династии Зиридов. Обнаружены и другие следы влияния архитектуры мечети Сиди Окбы на принципы построения и особенности декора магрибинских мечетей последующих эпох, прежде всего на востоке Алжира.
Мечеть Сиди Окбы — многозначный символ: прихода арабов в Магриб и вообще в Африку (что выражается в суровой простоте ее внешнего облика и в типично восточной планировке), распространения ими ислама (о чем говорит последующая забота о мечети), их непрерывных войн (что доказывается самим характером мечети-крепости). Она — как бы переход от арабских построек раннего периода к более типичным, сложным и прихотливым сооружениям магрибинского средневековья.
Таковы, в частности, мечети Тлемсена, старинного города на западе Алжира, где в свое время римляне выстроили укрепленный лагерь Помарию, на месте которого затем берберы возвели крепость Агадир. Агадир увидел первых мусульман через год после основания Кайруана. Соперник и преемник Окбы, Абу аль-Мухаджир, пришел сюда с войском в 671 г. и оставил о себе память в названии горного источника Айя аль-Муджир («айн» по-арабски «источник», «аль-Муджир» — искаженное временем имя полководца). Через 10 лет здесь побывал и сам Окба, возвращенный к власти и совершавший свой знаменитый поход. Арабы не задержались, однако, здесь. Лишь в 790 г. берберские правители крепости признали верховенство государя Феса Идриса I, который заложил тут мечеть и посадил наместником своего брата Сулеймана. После падения власти потомков Идриса город подпадал под господство то различных соперничавших племен, то халифов Кордовы, то других правителей, пока его не захватили пришедшие из Сахары фанатичные аскеты Альморавиды. Наиболее видный и грозный представитель этой династии Юсуф Ибн Ташфин (1061–1107) выстроил к западу от Агадира в 1079 г. новый город Таграрт и заложил в нем мечеть, сохранившуюся с той поры и названную Великой. При следующей династии — Альмохадах (1145–1269) — оба города фактически слились, хотя и были разъединены стеной, отделявшей простой народ старого города от власть имущих нового порода. Подлинное объединение обоих городов в единую, по словам великого арабского историка Ибн Халдуна, «столицу Среднего Магриба» произошло уже в государстве Зайяиидов (1235–1554), созданном предводителем одного из племен берберов — зената — Ягмурасаном Ибн Зайяном (1235–1283). При Ягмурасане город и стал называться Тлемсен (по-берберски «Источники») ввиду множества источников с целебной или просто вкусной и чистой водой в окрестностях.
Мы стоим на Корниш — нависающем над Тлемсеном горном карнизе, куда нас привез по крутому петляющему серпантину Хамуда Ишми, ответственный за информацию и ориентацию в национальном комиссариате правящей партии Фронт национального освобождения (ФИО) вилайи, то есть провинции, Тлемсена. Слушая его, любуемся панорамой города, широко раскинувшегося на всхолмиях волнистой долины у подножия горы.
— Мы находимся на плато Лаллы Сетти, — говорит Хамуда Ишми. — Так назвали это место в честь святой проповедницы ислама в четырнадцатом веке. Недалеко отсюда ее гробница.
Показав, где находится гробница, он терпеливо ждет, пока я запишу в блокнот то, что он сообщил. С интересом наблюдаю за ним и начинаю расспрашивать. Ишми — невысокий, худощавый, смуглый, в больших очках, с копной беспорядочно вьющихся темных волос. Его фамилия — диалектный вариант классического арабского эпитета «шами» («сириец»), что указывает на сирийское происхождение его рода. В Магрибе много таких фамилий, восходящих ко времени прихода арабов и свидетельствующих, что род или племя носителя данной фамилии пришли из той или иной местности Арабского Востока (например, «аль-Макки» — «мекканец», «аль-Ямани» — «йеменец», «аль-Мадани» — «мединец» и т. п.). Такие фамилии, так же как и прямые указания на принадлежность к племенам бану хиляль (например, «аль-Хиляли» — «хилялиец», «аль-Бадауи» — «бедуин», «Раххаль» — кочевой, «Фарес» — «всадник»), в XI в. заселившим равнины и плато Среднего Магриба, особенно часто можно встретить на западе Алжира. Но, может быть, Ишми андалуеец. Их много среди арабов Тлемсена, а, как известно, часть андалусцев была сирийского происхождения.
Беседуя со мной об этом, Ишми сдержанно кивает, хотя, возможно, соглашается не со всем. Он любит родной край и предпочитает говорить о нем, а не о происхождении своей фамилии. Улучив момент, он меняет тему разговори:
— Взгляните отсюда на город. Не правда ли, великоленный вид? И как выбрано место! Недаром в старину Тлемсен называли не иначе, как «хранимый Аллахом». А один из средневековых историков, глядя на город именно с этого места, сравнил его с невестой на брачном ложе.
Красочные поэтические сравнения, упомянутые Ишми, можно продолжить. Мне как-то пришлось разговаривать с известным алжирским художником Баширом Йеллесом, уроженцем Тлемсена. Речь, в частности, заходила и о красоте его родного города, и о том, что он, пожалуй, дал больше всего мастеров алжирскому искусству вообще, изобразительному в особенности.
Продолжая любоваться панорамой Тлемсена, вспоминаю отличную дорогу к городу, идущую вдоль зелени и золота холмов, пашен, виноградников и оливковых рощ, среди которых то белеют новенькие свежевыстроенные деревни с обязательным рафинадным минаретом мечети над равниной крыш, то желтеют старые поселки колонистов с заброшенными или разрушенными церквами. А вот сейчас, когда мы как бы воспарили над городом и его окрестностями, видна даже какая-то синеватая дымка, окрашивающая город и окружающие его холмы в нежно-лазоревые тона. Здесь, конечно, всегда было раздолье для художников и поэтов, музыкантов и мечтателей. Вспоминается прежде всего национальный герой алжирцев эмир Абд аль-Кадир, возглавивший в прошлом веке борьбу против колонизаторов. Он написал по случаю вступления его войск в Тлемсен такие строки:
В какой мере все эти восторженные гиперболы оправданы? С Корниш — гигантской смотровой площадки скалистого плато Лалла Сетти, вздымающегося над городом с юга, — Тлемсен действительно сказочно красив. Сверху хорошо видны скопления домов, белоснежно отражающих солнечный блеск на фоне густой зелени садов и бульваров, длинные, извилистые ленты шоссе и главных улиц, белые кубики домов традиционных кварталов и высоко взлетевшие над ними четырехгранники минаретов, разноцветные, оригинальной окраски стены недавно выстроенных многоэтажных зданий. Алеют двускатные черепичные крыши, чередующиеся с плоскими, используемыми хозяевами как балконы для отдыха и просушивания белья. Впрочем, в современных домах есть балконы и лоджии. Старина и новь Магриба живут здесь бок о бок, не тесня друг друга. Кажется, что они не только не мешают, но даже помогают друг другу.
— Здесь, в горах Тлемсена, просто второй рай. Недаром сюда присылают на заслуженный отдых ветеранов, много сделавших для отечества, — говорит сопровождающий нас историк Мухаммед Гентари, полной грудью вдыхая горный воздух.
Следуя его примеру, вспоминаем только что мелькнувший по дороге рекламный щит с плакатом: «Национальная кампания за чистоту и здоровье проводится с 10 мая по 30 июня 1979 года». Сегодня — 27 мая 1979 г. Следовательно, кампания в разгаре, и мы в ней тоже участвуем, хотя бы тем, что не торопимся покинуть это благодатное место. Оздоровительные кампании здесь можно проводить, судя по всему, круглый год. Со временем будет сооружен, очевидно, где-нибудь вблизи от этого места обзора «храм воздуха» и горный курорт. Сейчас же видны лишь отдельные виллы, расположенные вдали от дороги, как удается заметить, довольно красивые, выстроенные в столь характерном еще для колониального Алжира претенциозном псевдомавританском стиле.