— Такие же арки в Великой мечети столицы Алжира и в Карауине в Фесе, — сообщает Ишми, перехватывая наши удивленные взгляды. — Все они выполнены по кордовским образцам. — И добавляет: — Ведь это все строилось в те времена, когда великий аль-Идриси писал о Тлемсене как о городе прекрасных садов, предельно чистой воды и обильных плодов, а о тлемсенцах — как о самых богатых жителях Магриба.
Так и кажется, что создатели мечети сделали все, чтобы всякий вошедший вспомнил о славных для Тлемсена временах. Мы смотрели на великолепную люстру, на играющие всеми цветами радуги витражи над высоким порталом, сквозь который видны аркада и пилястры внутреннего дворика. Михраб мечети напоминает таковой мечети Сиди Окбы в Кайруане и в то же время отличается большей прихотливостью своей трапециевидной формы и многообразного декора.
Верующих в мечети немного. В разных местах зала несколько человек замерли на коленях, присев на пятки и опустив голову. Их мало, потому что мы пришли не в час очередной молитвы. К нам подходит имам мечети, пожилой плотный человек в тюрбане, пиджаке и широких шароварах турецкого типа. Он рассказывает об истории мечети, о ее архитектуре и значении для города. Очевидно, Ишми предупредил его о нашем визите.
— Больше всего народу, — говорит имам, — здесь бывает по пятницам. Мечеть вмещает до семи тысяч человек. Но для ежедневной пятикратной молитвы верующим незачем ходить сюда. Для этого есть мечети в каждом квартале. Но наша — первая по значению. Далее следуют Сиди Брахим, Сиди Бумедьен и Сиди Хальви.
Порядок, в котором перечислены главные мечети Тлемсена, соответствует их размерам и способности вместить наибольшее количество молящихся. Но по значению, по известности, по исторической ценности и даже по чисто религиозному влиянию все мечети Тлемсена, даже Великую, превосходит мечеть Сиди Бумедьен. Она названа в честь святого покровителя города Сида Бумедьена, как называют в Алжире на разговорном народном языке Шуаиба Абу Мадьяна, наиболее чтимого до сих пор не только в Алжире, но и во всем Магрибе марабута (святого дервиша) и суфия (аскета-мистика), подвижника и проповедника. Родился он в Андалусии (в Севилье) в 1126 г., учился в Фесе и проповедовал свое учение в Беджайе (на востоке Алжира)', быстро став популярным во всем Магрибе, так как призывал к опрощению и отказу от богатства, одевался в грубый шерстяной плащ и вел бродячий образ жизни отшельника, хотя и обладал высокой для своего времени культурой. По дороге в Марракеш, столицу Альморавидов, куда он был приглашен халифом, Абу Мадьян заболел «и умер в 1188 г. в Аль-Уббаде, небольшом местечке на юго-восток от Тлемсена. Здесь он был похоронен, над его могилой воздвигнут мавзолей, а само местечко переименовано в Сиди Бумедьен и впоследствии слилось с Тлемсеном.
После смерти марабута стали почитать еще больше, а его могила превратилась в объект поклонения и паломничества магрибинцев. О Сиди Бумедьене существует большая литература и сложено немало народных преданий. Он оставил много последователей, среди которых наиболее известен Аль-Хабба, провозгласивший: «Нет никого сильнее бедняков и никого ничтожнее богачей». Стихийный демократизм и религиозное освящение принципа равенства людей до наших дней привлекают к Сиди Бумедьену и его приверженцам симпатии рядовых верующих. Неудивительно в этой связи и то, что один из руководителей алжирской революции 1954–1962 гг., Мухаммед Бухарруба, взял себе псевдоним Бумедьен, под которым он и стал известен всему миру в качестве лидера революционного Алжира.
Культ Сиди Бумедьена в Тлемсене естественно предопределял создание здесь рано или поздно мечети его имени. Но поскольку святого называли «наставником страны» (имея в виду Магриб в целом), возведение храма его имени должно было явиться делом не местной, а общемагрибинской власти в лице выдвинувшейся из марокканских берберов воина венной династии Меринидов. Наиболее могущественный из Меринидов — «черный султан» Абу-ль-Хасан (1331–1351), — взял Тлемсен штурмом — и через 10 лет стал власти гелем всего Магриба, заняв Тунис. Глубоко символично, что уже в 1338 г. он начал и в 1339 г. закончил строительство мечети Сиди Бумедьен, культ которого он всячески поощрял.
По дороге к мечети вспоминаю, как шел к ней в первый свой приезд в Тлемсен. Хотя и смеркалось, найти дорогу было легко, ибо всюду щедро расставленные указатели не давали сбиться с пути, а высокий, искусно подсвеченный минарет был хорошо виден издали, даже когда стало быстро темнеть. Дорога, помнится, шла мимо каких-то заброшенных мест, а потом через старинный квартал (очевидно, когда-то называвшийся Аль-Уббад), изумлявший обилием бесчисленной детворы, со смехом, шумом и гамом носившейся взад и вперед. Тогда мне удалось лишь заглянуть внутрь мечети, в ярко освещенный зал, где шла молитва. Удивило тогда многое: старинные кафтаны с откидными рукавами и золотое шитье на тюрбанах мусульман, отдыхавших после молитвы, их дружелюбие и словоохотливость, немыслимые в таком месте при встрече с иностранцем-немусульманином во многих других арабских и вообще мусульманских странах, хорошая французская речь именно этих, судя по всему, завсегдатаев мечети, не только одевавшихся, но и мысливших, очевидно, по традиционным канонам ислама. Нежелание людей такого типа, да еще около мечети, общаться с «неверными» иногда, как сказал мне один знаток Магриба, доходит до полного пренебрежения привычной восточной вежливостью. Например, на приветствие «Ас-салям алейкум» («Мир вам») могут ответить не «Ва алейкум ас-салям» («И вам мир»), а совсем по-другому: «Ас-са-Лям аля муминин!» («Мир правоверным!»). В Тлемсене, да и вообще в Алжире мне такого слышать не доводилось.
Подъезжаем к мечети. Разумеется, ничего узнать нельзя. Очевидно, теперь мы ехали другой дорогой и оказались у мечети совсем с другой стороны. Кроме того, в тот раз были сумерки, а сейчас — яркое солнце. Пожалуй, лишь глухие, побеленные стены домов и теснота изогнутых переулков те же самые. Сначала Ишми показывает нам остатки дворца Абу-ль-Хасана и еще какие-то постройки его времени.
— Этот меринидский султан, матерью которого была эфиопка, — говорит Ишми, — знал, что тлемсенцы чтут Сиди Бумедьена. Поэтому он решил построить мечеть у его могилы, чтобы заставить жителей города принять его власть и забыть грабежи, учиненные его воинством. Кроме того, Абу-ль-Хасан вообще чтил святых марабутов. Ведь грабеж Тлемсена после захвата он прекратил по просьбе Абу Зейда и Абу Мусы, ученых улемов, сыновей известного марабута имама Мухаммеда из Тенеса. В их честь впоследствии была сооружена мечеть Улад аль-Имам (Сыновей имама), которая сохранилась до наших дней.
Ишми рассказывает и про других известных в истории Тлемсена марабутов, в частности севильского кади Абу Абдаллаха Шудси, оставившего богатство и власть ради полной превратностей судьбы суфия в начале XIII в.
— Став марабутом, — продолжает Ишми, — он переехал из Андалусии в Магриб и обосновался в Тлем-сене, где его прозвали аль-Хальви (Сладкий) за то, что он любил раздавать сладости детям и играть с ними. Именно он положил начало плеяде святых мудрецов, сочетавших науку, фантазию, аскетизм и молитву. Мечеть его имени — одна из красивейших в Тлемсене.
Аль-Уббад был в свое время расположен выше Тлемсена. Ныне же, став его частью, он как бы нависает над городом. Поэтому от дворца Абу-ль-Хасана вниз к Тлемсену ведут ступени, а мы поднимаемся по ним к мечети Сиди Бумедьен, выходим в проулок, отделяющий мечеть от расположенного ниже дворца, и вновь поднимаемся по ступенькам к главному входу.
Уже при взгляде на этот огромный портал разбегаются глаза: гипсовая лепка над бронзой ворот, резьба по кедру, старинные письмена. Все многообразие узоров, рисунков, украшений, способов расцветки просто невозможно не только передать, но и разом воспринять. Мозаика, растительный и геометрический орнамент, арабская вязь, белая, желтая, зеленая и коричневая краски, а над самым входом — расписная, с многолопастным барельефом над ней подковообразная арка того неповторимо-неправдоподобного бирюзового тона, какой можно увидеть лишь в Самарканде на куполе Гур-Эмира или на мозаике Шах-и-Зинды. Пройдя богато украшенный внутри портал, попадаем в прямоугольный двор с аркадами на пилонах, а из него в молитвенный зал, сплошь застеленный зелеными, красными и пестро-полосатыми многоцветными коврами. Большие подковообразные арки на пилонах, стены и потолок столь обильно оснащены лепными и резными украшениями, орнаментальными барельефами, сталактитовыми наростами различной формы, мозаичными панно и цветной вязью, что в первый момент теряешься. Впечатление дробится, становится фрагментарным, ибо каждый элемент, рисунок или иной декоративный прием заслуживают отдельного рассмотрения.