— Я вас привел сюда, — сказал Аззеддину, — потому, что здесь Живет мой брат с семьей. Он пока без работы. Я ему помогаю, хотя и сам как учитель английского языка получаю не так уж много. А всего в этом доме проживают пять семей.
На вопрос, чем живут те жители Касбы, которые не имеют работы, он ответил:
— Обычно случайными заработками, мелкими услугами соседу или родственнику, разноской писем и т. п. Но чаще всего помогают что-нибудь отнести, почистить, купить, подать.
В дальнейшем мы узнали, что в Касбе преобладают мелкие торговцы, ремесленники и безработные. Рабочих очень мало, и в основном они — неквалифицированные. Многие, особенно кабилы, сохраняют связи с родной деревней. Почти все — верующие мусульмане. Таковым был и Аззеддину, несмотря на свой возраст, знания и множество зарубежных поездок. Из Касбы он вывел нас на площадь Павших героев, на которой расположены сразу три мечети: Кечава, Джамаа аль-Кебир и Джамаа аль-Джадид. Собственно, первая из них — на небольшой площади Бен Бадиса, примыкающей к площади Павших героев с одной стороны и к последним домам Касбы — с другой.
Кечава сразу напомнила мне католический собор на авеню Хабиба Бургибы в столице Туниса: мраморная лестница и решетка перед входом, арочные ниши-оконца, две боковые башни с куполами над фасадами, тройная арка портика. Разумеется, есть и различия: Кечава украшена декоративными консолями и зазубренным фризом белого камня, лазурью росписи над входом и другими деталями, придающими ей более живописный вид по сравнению с несколько однообразными аркатурами и приглушенными розовато-коричневыми тонами тунисского собора. Но гораздо важнее сходство. А возникло оно скорее всего следующим образом: Кечава, выстроенная деем Хасаном в 1794 г. над усыпальницей местного марабута, в 1832 г. была превращена в христианскую церковь св. Филиппа (по имени короля Франции Луи-Филиппа) и лишь в 1962 г. вновь стала мечетью. Французы, захватившие Тунис в 1881 г., судя по всему, скопировали для главного католического храма страны архитектуру одной из первых христианских церквей Алжира. Это тем более вероятно, если учесть, что основная часть обосновавшихся в Тунисе французов была родом из Алжира или же долго там проживала. Влияние архитектуры Кечавы в Алжире чувствуется и на востоке страны (в частности, в облике двухбашенной церкви св. Августина в Гиппоне под Анмабой) и на западе (в облике театра и собора в Оране).
Когда-то это место находилось вне города (само название «Кечава» означает «козлиный холм»). Выше же мечеть — в самом центре столицы и усердно посещается как алжирцами, так и иностранными туристами, заходящими сюда обычно после экскурсии по Касбе. Во всяком случае, наша группа, войдя в мечеть, оказалась здесь не единственной. В полумраке мы с трудом различили высокие колонны, лепные узоры и вязь декоративных надписей. На коврах и циновках застыли согнутые в земном поклоне фигуры немногочисленных молящихся, в основном пожилых. У выхода же из мечети мы увидели немало молодежи. При этом создавалось впечатление, что большая ее часть пришла сюда не молиться, а просто поболтать с друзьями и поглазеть на туристов.
Аззеддину среди этой шумной толпы быстро находит знакомых. Они со смехом окружают его, тормошат, расспрашивают. Исподволь наблюдаю за ними. Конечно, есть среди них по внешности вылитые йеменцы или саудовцы. Но у большинства — так называемый средиземноморский тип, одинаково распространенный в Италии и Сирии, в Ливане и во Франции, в Египте и Греции, в Тунисе и Турции. Это относится и к Аззеддину: продолговатый овал лица, прямой нос, правильные, нерезкие черты. Только матовый блеск темно-карих глаз да оливковая смуглость напоминают об арабском происхождении его матери. Окружившие его юноши выглядят примерно так же. Это и неудивительно: в горожанах Алжира давно уже смешалась кровь не только арабов, берберов и турок, но и европейцев. Ведь в средние века сюда переселились андалусцы, этнически — преимущественно европейцы. Кроме того, тысячи итальянцев, испанцев, французов, попадая в плен к корсарам, принимали ислам и оседали в Алжире. Наконец, присылавшиеся из Турции янычары были не столько турками, сколько греками и славянами по происхождению.
Центральное место на площади Павших героев — самой большой в столице — занимает Джамаа аль-Джадид, Новая мечен», или, как здесь ее принято называть, Рыбачья. Она выстроена в 16(50 г. для мусульман ханифитского толка, которого придерживались господствовавшие тогда в стране турки. На этом месте стояла небольшая мечеть местных рыбаков (Масджид аль-Хауатип), название которой и перенесли впоследствии на Джамаа аль-Джадид. Легенда гласит, что строители (пленные генуэзцы) тайно придали ей в плане форму креста, за что и были потом казнены. «Нет ничего более неправдоподобного», — решительно отвергает эту версию алжирский историк Мулуд Гайд, ссылающийся на то, что еще турецкий султан Мехмед II после взятия Константинополя в 1453 г. предписал «крестообразную форму как официальную модель мечети». Иными словами, османские мечети должны были копировать Айя Софию, имевшую в плане форму греческого креста. Достоверно лишь, что строил Джамаа аль-Джадид местный архитектор Хабиб аль-Хадж, что средства на нее собирал весь город и что ее всегда более охотно посещала городская беднота. Расположенная чуть ниже уровня современного города, как бы в предшествующем историческом слое, она тем не менее резко выделяется на сероватом фоне каменных плит площади и синевы подступающего моря яркой белизной своего огромного купола, возвышающегося над четырьмя малыми куполами, и массивных прямоугольных стен с зубчатым фризом. Построенный в 1853 г. призматический трехъярусный минарет с часами выглядит как неудачная попытка придать этому самому типичному в Алжире памятнику турецкой архитектуры обычный магрибинский вид. Издали Джамаа аль-Джадид напоминает скорее гигантскую куббу, нежели мечеть.
Наконец мы подходим к расположенной неподалеку самой старинной Великой мечети Алжира — Джамаа аль-Кебир. Она возведена в 1096 г. на руинах христианской базилики древнеримского Икозиума, когда-то стоявшего на месте города Алжира. Считается первым в Алжире памятником культовой архитектуры эпохи Альморавидов и сохранила простоту «мусульманского пуританства» Магриба XI в.
— Эта мечеть, — говорит гид, — самая древняя в городе. Ее мимбар — образец орнаментального искусства времен Альморавидов. Вместе с тем внутри опа почти лишена украшений.
Смотрим на голубую кайму под фризом, на ряд подковообразных зубчатых арок («пристроены позднее», уточняет гид), на зигзагообразный узор над входом и массивный четырехгранник минарета с небольшой башенкой.
— Минарет пристроен в тысяча триста девяносто третьем году зайянидским эмиром Абу Ташфином, — говорит гид. — Однако с тех пор он столько раз переделывался, что стал совсем не похож на прежний.
Поскольку Аззеддину заверяет нас, что внутри мечети для нас мало интересного (у меня сложилось впечатление, что он просто не хотел, чтобы мы липший раз мозолили глаза верующим), мы не заходим в Джамаа аль-Кебир. Однако обращаем внимание на то, что около нее народу больше, чем возле Джамна аль-Джадид, и народ этот более похож на верующих: в основном мужчины (но есть — и мусульманки с закрытыми лицами), пожилые и среднего возраста, в белых джеллябах и тюрбанах, красных бабушах и фесках с кисточкой. Нигде в столице Алжира, даже в самых темных закоулках Касбы, «не встретишь сразу так много людей в традиционной мусульманской одежде.
Знакомство с традиционной одеждой и архитектурой мусульманского Алжира мы продолжили на другой день в Музее этнографии, расположенном на вилле Бардо (название — от дворца тунисских беев, так как вилла была выстроена для одного из них, укрывавшегося в XVIII в. в Алжире). Изящные арки различной формы, прямые, витые или ребристые колонны, цветной мрамор пола и внутреннего дворика, пилястры и резьба по гипсу, мозаика всевозможных оттенков и рисунков, великолепно выполненные ромбовидные фигуры и решетки на окнах, сосуды из стекла и бронзы — все это впечатляет настолько, что забываешь о роскошном саде, через который мы попали в музей, об изразцах и узорах внешнего убранства фасада, наконец — о расположенных в пристройке к главному зданию экспонатах раздела доисторического периода.