А один из студентов, худой, в черных очках и с непомерно длинной шеей, замотанной шарфом, даже прокричал:
— Турция была центром ислама, а султан — халифом всех мусульман! Не считаете ли вы, что Россия, объявив Турции войну, помешала ей защитить Алжир и помогла Франции его завоевать?
Несмотря на спорность высказывавшихся в ходе дискуссии мнений, в целом встречи в университете Константины оставили столь же хорошее впечатление, как и в столичном. И участникам дискуссии, и том, с кем мне довелось беседовать до и после нее, свойственны не только запальчивость и острая критичность суждений, но и доброжелательность, живость восприятия и непосредственность реакции, большой и искренний интерес к научной и общественной жизни в СССР. Мне хорошо запомнились скромный и сдержанный Ахмед Акриш, выпускник университета Неаполя и преподаватель изящных искусств, активно помогавший организовать лекцию о советской арабистике, студент-историк Джамаледдин Филали, больше всех жаждавший узнать о проблемах, достижениях и последних новинках нашего востоковедения, преподаватель литературы сириец Имад Хатем, тепло вспоминавший годы учебы в СССР и мечтавший создать в Константине секцию русского языка, подобную той, что существует в столичном университете.
Невозможно забыть и энергичных, гостеприимных и дружелюбных функционеров студенческой культурной комиссии Константины. В большинстве своем — студенты самого молодого факультета права и экономических наук, недавно преобразованного из юридического института и еще не имевшего ни одного выпуска, они были воплощением динамичности, прогрессивности и творческого горения юного поколения алжирцев. Именно они организовали коллективную встречу с нашей группой, чтобы обсудить такие проблемы, как, например, особенности форм собственности при социализме и отличия кооперативной собственности от частной, трудовые конфликты при социализме, соотношение личного и общественного дохода в СССР, судьба денег при коммунизме и порядок формирования органов управления в СССР. Студенты говорили, что они не хотят больше искать ответы на все эти вопросы в буржуазной экономической и социологической литературе или в лекциях присылаемых к ним профессоров из Франции, враждебных идеям социализма или вовсе в них не сведущих.
— Мы уверены, — сказали они нам на прощание, — что будущее принадлежит социализму, который только и может быть правильным ориентиром революционных преобразований. Сейчас это не все у нас понимают. Но через несколько лет все изменится.
Глава 3
ГОД НАЦИОНАЛЬНОЙ ХАРТИИ
Встречи и беседы
В 1976 г. мне удалось впервые попасть в Алжир летом. Это было особенное лето. Мы летели над Европой в совершенно безоблачном пространстве и видели Венгрию, Югославию, Италию, обычно скрытые от глаз авиапассажира густой снежной пеленой облаков. И эта пелена появилась, но только… над побережьем Алжира. В Европе стояла, не спадая, жара выше 30 градусов, горели леса, а в Алжире было непривычно прохладно — 25 градусов вместо обычных 40 в конце июня, — и алжирцы с гордостью говорили, что впервые Франция у них закупает картофель, а не они у Франции, поскольку в Западной Европе выгорели все посевы.
Парадоксальная, не по сезону, прохлада отнюдь не мешала кипению политических страстей. Алжир готовился к референдуму по Национальной хартии — программному документу партии ФНО, обсуждение которого шло уже несколько месяцев. И связанное с этим волнение алжирцев мы почувствовали очень быстро, еще когда ехали с аэродрома и видели вывешенные всюду лозунги: «Национальная хартия — опора социалистической революции! Национальная хартия — революция собраний!» Имелось в виду закрепление в Хартии принципа демократического представительства и выборности революционного руководства, которое до этого И лет формировалось путем кооптации преимущественно из состава армейского командования.
Но дело было не только в этом. Национальная хартия как бы подводила политический итог и идейно обобщала опыт революционных преобразований.
— После революции мы установили очередность решения проблем, — сказал нам Мухаммед Фасла, один из руководителей министерства культуры и информации. — Сначала создавалась промышленность. Потом налаживалось сельское хозяйство. Сейчас решаются вопросы культуры и идеологии.
Принявший нашу делегацию министр труда и социального обеспечения Мухаммед Саид Мазузи отметил:
— Мы живем сегодня проблемами, которые стояли перед вами на первом этапе революции. У нас сейчас подготавливается новое трудовое законодательство, его постепенное распространение на тружеников сельского хозяйства и сектора самоуправления. Борьба за осуществление Национальной хартии заключается также и в том, чтобы претворить в жизнь провозглашенные лозунги и законы о труде.
Нам было очень приятно, что именно в столь ответственное для Алжира время в стране торжественно открылись Дни алжиро-советской дружбы: в театрах страны, в том числе в Национальном театре столицы, выступал азербайджанский ансамбль песни и пляски «Дан Юлдузу», а делегацию общества дружбы «СССР — Алжир» принимали видные общественные деятели. Один «из первых ее визитов был к ответственному руководителю аппарата партии ФНО Мохамеду Шерифу Мессадия.
Среднего роста, хорошо сложенный, с седеющей конной волос и аккуратно подстриженной бородой, Мессадия сразу же начал непринужденный разговор, вспомнив о своем знакомстве со времен партизанской борьбы и революционного подполья с сопровождавшим нас Хаджем Бен Айядом, генеральным секретарем ассоциации «Алжир — СССР», которая и организовала празднование Дней дружбы. Затем разговор зашел о всенародном обсуждении Национальной хартии, о совершенствовании организационной структуры партии ФНО и все более тесном сотрудничестве АНДР и СССР.
— Вы можете себя здесь чувствовать вполне непринужденно, без всякого протокола, как это и должно быть между настоящими друзьями, — говорил нам Мессадия, весело улыбаясь.
Вместе с тем он сожалел, что делегация прибыла на короткий срок, в течение которого мало что успеет повидать, особенно вне города Алжира.
— А ведь даже мы сами, — добавил он, — выезжая за его пределы, узнаем много нового. Страна наша повсюду очень разная. Вы можете увидеть районы, совершенно не похожие на столицу.
В теплом отношении к нам мы неоднократно убеждались и в дальнейшем, ибо ежедневно встречались с десятками знакомых и совершенно незнакомых активистов ассоциации «Алжир — СССР». Некоторых из них интересовали в первую очередь достижения советской экономической науки, опыт планирования, индустриализации, ликвидации неграмотности, вопросы взаимоотношений партии и администрации.
Вице-президент ассоциации, бывший министр юстиции Амар Бентуми, только что приехавший из Луанды, где он присутствовал на международном судебном процессе по делу разбойничавших в Анголе западных наемников, был переполнен впечатлениями от увиденного и рассказывал нам об этом, а также об интернациональной помощи ангольцам со стороны кубинских товарищей. Речь, естественно, заходила вообще о международной солидарности революционеров. Во время беседы я узнал от Бентуми интересные факты об алжирских борцах-подпольщиках предреволюционных 40-50-х годов. Оказывается, многие из них были знакомы (по французским переводам) с такими произведениями советской литературы, как «Чапаев» Д. Фурманова, «Цемент» Ф. Гладкова, «Как закалялась сталь» Н. Островского, «Молодая гвардия» А. Фадеева, «Тихий Дон» М. Шолохова.
— Активисты подполья не только читали эти книги, — говорил наш собеседник. — Они находились под их влиянием и брали пример с их героев.
Это — свидетельство из первых рук, ибо Бентуми сам был участником предреволюционного подполья и узником колониалистских тюрем. Я напомнил ему, что уже в годы революционной войны алжирского народа одного из ее руководителей, А. X. Амируша, прозвали «алжирским Чапаевым».
— Что ж, вполне возможно, что Амируш действительно знал о Чапаеве, как и многие другие алжирские революционеры, — ответил Бентуми.