— Я был занят, — говорит комиссар, — но работал в этом же здании м пришел на встречу с представителями общества «СССР — Алжир». У нас в Оране сейчас только что открылась выставка «Москва олимпийская», которую мы собираемся посетить в ближайшее время вместе с братом вали («брат» — принятое в Алжире со времени революционной войны обращение друг к другу членов ФНО).
Бумехди и Аллахум интересуются советскими исследованиями об Алжире, их тематикой, дают советы, что-то одобряют, а что-то и не одобряют, считая, в частности, что не стоит придавать большого значения многопартийности национально-освободительного движения в Алжире в предреволюционный период.
— Мы знали, — продолжает вали, — что нас тщательно изучают во Франции и США, но не подозревали, что и советские авторы столь же внимательно наблюдают за нашим развитием. Мне кажется только, что вы не учитываете роль ислама в нашей революции. Почему вы об этом ничего не пишете? Алжирский народ не фанатичен и не консервативен. Ему чуждо использование религии в реакционных целях. Но мы здесь мусульмане. У нас мусульманская душа, которую надо понять, в том числе и ученым, нас изучающим. Ислам — это я, это он, это мы все и это наша душа.
При этом Бумехди показывал то на себя, то на Аллахума, то на Гентарп, то на своего секретаря и даже на служащего «вилайи», подошедшего в этот момент с подносом, на котором стояли чашечки кофе и тарелки с пирожными.
Вали продолжает развивать свою мысль о роли ислама в Алжире. По его словам, именно ислам помог алжирцам вынести все испытания 130-летнего колониального гнета и не потерять «национальной индивидуальности», вытерпеть чудовищные репрессии колонизаторов в мае 1945 г. и не сломаться.
— А какого вы мнения о событиях сорок пятого? — спрашивает он. — Коммунисты в Алжире считали их провокацией с нашей стороны. Но жизнь доказала нашу правоту.
В этой связи вали замечает, что опыт и других революций в Азии и Африке говорит о том же, называя, в частности, революцию в Иране, свершившуюся всего несколько месяцев назад. Он весьма удивлен, узнав, что советские историки вовсе не игнорируют роль ислама, в том числе в Алжире, и — всемерно учитывают ее при анализе культурной, социальной и идеологической обстановки. Например, у нас есть работы о вкладе Ассоциации алжирских улемов и ее выдающегося вождя шейха Бен Бадиса в освободительную борьбу.
— Действительно есть такие работы? — недоверчиво спрашивает вали. — А я думал, что вы обращаете внимание только на экономику и политику.
Услышав о том, что в СССР ведется изучение идеологии и культуры Алжира, он довольно улыбается. Сколько ненужных трений, непонимания и даже конфликтов возникает иногда из-за простого отсутствия верной информации в нужный момент!
Бумехди вспоминает свои впечатления от пребывания в Москве и Бухаре, восхищается чистотой наших городов.
— Мы здесь тоже ведем борьбу за чистоту, — говорит он, — вы видите, у нас здесь чище, чем в столице.
Наилучшие воспоминания у него — о московском метро и вообще о работе транспорта в СССР.
— Нам надо многое перенять у вас, — заключает он.
— Во многом, — вступает в разговор Аллахум, — и чистота, и работа транспорта, как и прочих общественных служб, зависят от дисциплины и организованности граждан.
В этой связи речь заходит об успехах образования в стране.
— У нас уже сейчас десять университетов, — говорит Бумехди, имея, очевидно, — в виду также и университетские центры Тлемсена, Сетифа, Мостаганема и других городов. — Два функционируют только в Оране. В принципе университет будет в каждой вилайе. Ужо готовятся, в частности, университетские центры в Сиди Бель Аббесе, Джельфе и Бу-Сааде. В дальнейшем их будет еще больше. Ни одна страна в мире не тратит, как мы, четверть своего бюджета на образование.
Из окна приемной вали — великолепный вид на море и город с высоты 16-го этажа. Бумехди обращает паше внимание на панораму Орана и просит Гентари по казать нам город.
— Вам надо ближе знакомиться с жизнью Алжира. А то некоторые ваши товарищи задают иногда вопрос, чем отличаются, например, арабы от кабилов. Для нас такой вопрос совершенно немыслим. Я не знаю разницы между арабами и кабилами. И мои товарищи ее не знают. Все это давно ушло в прошлое.
Мы еще раз встречались с Бумехди, на этот раз в резиденции местной организации партии ФНО, в деловом центре города, на оживленном бульваре эмира Абд аль-Кадира. Но здесь уже основным собеседником был комиссар Аллахум. В присутствии вали и председателей народного собрания вилайи М. Танджауи и народного собрания города А. Брики он рассказал нам о структуре партийной организации вилайи. Во главе ее стоит совет, руководимый комиссаром.
— Так повелось еще со времен освободительной войны, — объяснил Аллахум. — На всех уровнях партия занимается координацией действий общественных организаций — профсоюзов, союзов крестьян, молодежи, женщин, творческих объединений интеллигенции. Представители этих организаций наряду с вали и армейскими командирами входят в партийный совет вилайи. Совет и другие инстанции партии заняты также контролем действий администрации, политической ориентацией населения и идеологической, в том числе воспитательной и разъяснительной, работой. В партии состоят лишь трудящиеся. Из тех, кто живет не на зарплату, в нее допускаются только мелкие торговцы. В низовых ячейках сейчас большинство составляет молодежь, но на всех руководящих постах бывшие муджахиды, ветераны революции. Мы все — из их среды. Мнение ветеранов у нас в стране решающее во всех сферах жизни.
Геитари в соответствии с указанием вали показывал мне город. Мы побывали в мэрии (так по-прежнему запросто называют «дар аль-балядийя», то есть «дом городского управления»), расположенной на центральной площади имени Первого ноября, где в небольшом сквере с высокими пальмами стоит обелиск, на всех четырех сторонах которого — барельеф с изображением эмира Абд аль-Кадира, особенно чтимого на западе Алжира. Мэрия украшена решеткой в мавританском стиле у входа, к которому ведет широкая мраморная лестница с потемневшими от времени каменными скульптурами как бы присевших перед прыжком грозных львов. Внутри здания широкие лестницы, балюстрада, внутренний дворик-патио, просторные залы с толстыми коврами и картинами на сюжеты из охотничьей жизни. Все но я осмотрел более чем подробно, так как мой сопровождающий, у которого немало было дел в мэрии, то и дело отвлекался и оставлял меня одного.
Здесь же, на площади имени Первого ноября, стоит изящное двухэтажное здание театра с тремя арками и балкончиками над тройным входом, с двумя купольными башнями над фасадом, множеством колонн и лепных украшений. Гентари все время как бы продолжает со мной беседу, начатую Бумехди и Аллахумом:
— Партия не только координирует деятельность всех организаций. Их руководящее звено набирается из актива ФНО, как и ключевые звенья государственной администрации. Но есть и ветераны революции, которые работают в партии и являются хранителями ее традиций.
Недалеко от бульвара Республики, ведущего к университетскому городку, проезжаем мимо огромного здания, выкрашенного в синий цвет и окруженного скоплением грузовых и легковых автомашин.
— Это государственный рынок Сук аль-Фаллях, предназначенный для сбыта продукции сельских кооперативов, — поясняет Гентари. — Его значение выросло за последние годы вместе с успехами аграрной революции.
Мы приезжаем на площадь Забаны, названную в честь одного из первых шахидов (мучеников) революции.
— Раньше опа называлась площадью Севастополя, — уточняет Гентари, — так как французы считали, что они в прошлом веке добились победы под Севастополем. Но мы это название изменили. Вы вообще мало найдете в Ораие, как и в других алжирских городах, старых названий улиц. После достижения независимости они почти все были переименованы.
Мы осматриваем на площади Забаны городской музей и муниципальную библиотеку, заходим в бюро изучения культурного наследия Орана и его области.
— В этом бюро работают преподаватели местного университета, — сообщает мой сопровождающий.