Особенно спорили мы с Каддашем. Еще на встрече в университете он — начал говорить о «замалчивании» и СССР якобы «подчиненности» алжирских коммунистов французским, о том, что среди них-де «почти не было интеллигентов» и т. п. Когда он получил обоснованный отпор по всем этим пунктам, то стал муссировать еще в 20-е годы разоблаченную клевету о каких-то «протоколах Коминтерна», которые ориентировали коммунистов Востока в неправильном направлении. Когда было покончено и с этим вопросом, он внезапно стал перечислять видных в прошлом алжирских коммунистов, с которыми вместе учился или которых знал лично, — напомнил, что принимал участие в фестивале демократической молодежи и студентов в 1949 г. в Будапеште. Но все эго им было сказано лишь с целью подчеркнуть свою компетентность в оценке коммунистов Алжира, о которых он отзывался, за отдельными исключениями, весьма неприязненно.
На состоявшейся в Национальном центре исторических исследований лекции-дискуссии Каддаш, поддержанный Саидуни, опять поднял те же вопросы, еще более их заострив. Он прямо сказал, что «обо всем этом на Западе написаны сотни книг», на что я ему ответил:
— У ЦРУ США огромный бюджет. Оно могло бы издать еще больше соответствующей литературы, которую серьезным историкам вряд ли следует читать.
Участники встречи (а их было не менее 30 человек, в том числе почти все работавшие в столице историки Алжира) в основном не поддержали Каддаша, а Т. аль-Мадани, который был председателем, директор центра М. Туили и ранее упомянутый А. Зебадийя даже возражали ему. Другие вопросы, заданные М. Туили, секретарем центра Н. Неггази и Т. аль-Мадани, были вполне корректными и носили деловой характер.
Сказанное вовсе не означает какой-либо предвзятости или негативного отношения к советской науке, к СССР или его представителям, хотя объективно влияние западной пропаганды ведет к этому. Мне хотелось бы все же сказать, что на той же самой дискуссии Каддаш выступил «за солидарность всех изучающих историю Алжира, за обмен между научными центрами Алжира и СССР информацией, библиографией, рукописями и другими материалами». У меня хранится подаренный им проспект его двухтомной монографии с подписью: «Содержание работы, которая выйдет через несколько месяцев, с выражением пожелания плодотворного сотрудничества между историками СССР и Алжира». Стремление к сотрудничеству, к получению более полных сведений об исторической науке в СССР, к извлечению практической пользы из взаимных контактов характерно для всех алжирских историков, с которыми мне довелось встретиться и о которых в целом у меня сохранились самые наилучшие воспоминания.
После окончания дискуссии во дворе Национального центра исторических исследований высокий, сдержанный, седой человек в очках рассказывал:
— Здесь, именно здесь была печально знаменитая «вилла Сизини», где французские парашютисты пытали патриотов-подпольщиков. Меня лично пытал их капитан Фальк, который потом в этом же здании устроил пресс-конференцию, объявив о «разгроме» подполья в столице.
Это один из бывших руководителей «автономной зоны города Алжира», известной организации алжирских революционеров-подпольщиков, наводившей страх на колонизаторов в 1956–1957 гг. Его зовут Абд ар-Рахман Бен Хамида. Он был в 1962 г. первым министром просвещения независимого Алжира, а теперь директор Национального музея муджахида. Его спокойную гордость можно понять: бывшая «вилла Сизинм» с ее прихотливыми арками и искусной резьбой по камню навсегда перестала быть колониалистским застенком, превратившись в один из центров возрождения национальной культуры алжирского народа. Здесь возвращают ему его подлинно национальную историю и понимание его законного места в мировом сообществе народов. За эго сражались, шли на смерть и муки герои алжирской революции. За это борется сейчас и свободный народ независимого Алжира.
В гостях у Тахара Ваттара
Этот заголовок некоторых читателей, очевидно, удивит. Они знают произведения неоднократно у нас издававшегося алжирского писателя Ат-Тахира Ваттара. Так его имя и фамилия произносятся на литературном арабском языке. Но алжирцы в просторечии произносят не «Ат-Тахир», а «Тахар». И так пишут это имя на других языках, в частности на французском (иногда, впрочем, допуская и вариант «Тахер»).
Мне давно хотелось лично познакомиться с Ватта-ром. Беседуя в разное время, в СССР или Алжире, с тем или иным алжирским литератором, будь то Малек Хаддад или Мулуд Маммери, Каддур Мхамсаджи или Жан Сенак, я как бы приоткрывал для себя ранее скрытую частицу внутреннего мира алжирца. Но все мои собеседники писали по-французски. Поэтому их мысли и чувства, их сомнения и внутренние драмы были типичны главным образом для франкоязычной интеллигенции, то есть очень узкого слоя алжирцев.
Совсем иное дело — встречи с одним из создателей арабоязычной литературы Алжира. Тахар Ваттар — известный писатель, выдвинувшийся как крупный мастер в начале 70-х годов. Многие у него на родине и за ее пределами считают его самым значительным из алжирских литераторов, пишущих по-арабски. Поэтому центральная газета страны «Эль-Муджахид» приветствовала в номере от 20–21 апреля 1979 г. публикацию в советском журнале «Иностранная литература» второго романа Ваттара «Землетрясение» (в русском переводе: «И содрогнется земля…»).
После долгих поисков наконец находим нужный нам дом. Хозяин — невысокий, плотный, с почти запорожскими усами на чуть скуластом смуглом лице — встречает нас у входа. Крепко пожимая руку, представляется: «Тахар Ваттар». Широко улыбаясь, спрашивает: «Быстро ли нашли?» А выслушав рассказ о бесконечных обрывах и виражах По дороге к его дому, усмехается: «В жизни всегда надо быть готовым и к резкому подъему, и к неожиданному спуску».
Непринужденная беседа завязывается сама собой, едва мы переступаем порог дома писателя. Как и большинство алжирцев, Тахар Ваттар очень контактный человек, легко находящий тему для общего разговора. Он знакомит нас со своей женой, берет на руки двухлетнюю Салиму, предлагает гостям угощение, шутит, смеется и как бы между делом говорит о литературе Алжира и других стран (он хорошо знает, в частности, французскую и русскую литературу), о культурных и языковых проблемах в его стране, о революционных преобразованиях и их воздействии на духовный мир алжирца, на психологию и образ жизни гражданина свободной и независимой Алжирской Народной Демократической Республики.
На стене гостиной — фотопортрет Ваттара в кожаной куртке, делающей его очень похожим на комиссара времен гражданской войны в России. Лицо у него на портрете серьезное и печальное, взгляд почти трагический. От этого он кажется старше, чем сейчас, хотя снимок сделан, как говорит жена писателя, много лет назад. Ваттар и похож и не похож на свой портрет. Фотография не в силах передать обаяние его мягкой улыбки, сдержанных манер, неторопливых движений, негромкого смеха.
У него искрящиеся весельем, глубокие черные глаза с лукавым прищуром и проворные, крепкие руки человека, привычного к труду и борьбе, много умеющего и способного многому научить других. Об этом свидетельствует жизненный путь писателя — учителя по профессии, бойца-партизана революционной войны за независимость 1954–1962 гг., политического организатора в центральном аппарате правящей в АНДР партии ФНО в годы строительства новой жизни. Активное участие в переживаемых родиной событиях, проникновение в думы и чаяния своего народа являются для Ваттара самыми естественными и необходимыми условиями его литературной работы.
— Я, — рассказывает он, — .национальный контролер партии ФНО. Не менее трех раз в году мне приходится ездить по стране и проверять работу каем (секций), ячеек и других мировых организаций партии на местах. Сейчас эта работа станет еще более ответственной в связи с задачами, поставленными перед партией решениями ее четвертого съезда, состоявшегося зимой. В то же время партийная работа очень много дает мне и как писателю, позволяя все время быть в курсе событий, узнавать обо всем интересном в повседневной жизни народа, отбирать наиболее яркое и типичное.