С утра старушку мутило. «Залетела! Залетела, безмозглая дура!» — ругала она свою неосмотрительность. Беременность, к счастью, длилась недолго. К субботе бесцеремонно взятая замуж бабка раздулась, а в воскресенье лопнула. Взрывной волной Германа Оттовича сбросило с кровати и слегка контузило. Очнулся он от чьих-то рыданий. Из развороченного чрева супруги выглядывал махонький старичок с нержавеющими зубами. Он с рёвом наматывал на руку осклизлые кишки. «Неужто стал отцом? — удивился Пенис. — Назову-ка я сынишку Анусом. Пусть помучается с мое. Страдания закаляют!» Вслух же сказал:
— У тебя хорошие корни, мой мальчик: глубоко в историю войдут. Хрен выдернешь!
Мертвую старуху Пенис выволок из дома и бросил на заднем дворе.
Через день после рождения Анус с печалью смотрел в окно. Хандрила и заливалась слезами осень, вороны и юркие синицы шустро клевали труп мамаши. «Жизнь — вещь бесполезная. Конец предрешен, смысла нет. Что делать? Жить себе в радость? А если и радости нет? Тогда, как в поговорке: хорошо, что у соседа корова сдохла. Еще лучше, если ее отравил ты!» — минорная думка щекотала извилины новорожденного старичка.
— О чем грустишь? — спросил его отец и тут же пожалел.
Отравленный мудростью сына, Пенис обмяк и испустил дух. Анус хотел похоронить его рядом с матерью, но папаша оказался неприподъемным. Пришлось сжечь его в камине. И на дровах экономия, и никаких внезапно объявившихся родственников. А те непременно объявятся, когда речь зайдет о дележе имущества.
Груз одиночества давил на психику, гнул к земле. Чтобы отвлечься, Анус взял из шкафа первую подвернувшуюся книжку. Ей оказался гоголевский «Нос». Полистав страницы, он бросил чтение и залез под одеяло. Сладкая дрема уже окуривала мозги, когда скрип стула вынудил открыть отяжелевшие веки. Закинув ногу на ногу, напротив кровати сидел Гоголь.
— Отчего вы, батенька, не женитесь? Женщины должны присутствовать в жизни. Без них жизнь теряет свою привлекательность!
Гоголь сдернул с Ануса одеяло, приспустил исподнее белье и резко дернул за детородный орган. Оторопевший Анус вскрикнул, схватился за причинное место — пусто! Осталась только маленькая дырочка, для справления нужды.
— Как же теперь в туалет ходить?
— А как барышни ходят? Привыкай, братец, привыкай! — Классик посмотрел на оторванное «хозяйство» Ануса. — Такой красавец — и без дела! Беги, шельмец, ублажай женщин!
«Шельмец» в мгновение ока скрылся за дверью.
— Даже не попрощался! — обиделся Анус.
— Это же пенис! Он только плеваться может! — Гоголь рассмеялся и исчез.
Настроение Ануса испортилось окончательно.
За окном темнело. На скамье у доходного дома кудахтали старухи. Сидевшая с краю бабка неожиданно вцепилась в лавку и протяжно застонала.
— Ой, девочки! — задыхалась она и кривила сморщенное лицо.
Подруги окружили ее, стали трясти за плечи.
— Сердце?
— Молодость… молодость вспоминаю! — прошептала старуха, дернулась и повалилась в траву.
Ампутированный орган Ануса воспользовался суматохой, выскочил из нее и скрылся во мраке. Везучая бабка самостоятельно поднялась. Пошатываясь, побрела к дому.
— Бог услышал меня, услышал... — срывалось с ее губ.
Следующей жертвой стала торговка пирожками. Не успела она склониться над лукошком с выпечкой, как что-то упругое и жаркое нырнуло под юбку. Баба замерла в согнутом положении. Охнула, стала водить бедрами, прогибаться в спине. Окружившие ее граждане сначала хихикали, но вскоре стали возмущаться:
— Когда торговать начнешь? Или так и будешь жопой крутить?
Баба окинула граждан безумным взглядом.
— У меня сдачи нет! Украли все...
Ей было не до работы.
Слухи о насильнике-невидимке будоражили город. И были они — один ужаснее другого! Мужья не отходили от жен, а, отпуская тех по делам, заставляли надевать по трое панталон. Говорили, что прелюбодей не брезгует и сильным полом. Опасность поджидала всюду. Уличные сортиры закрылись, от кустов разило опасностью и скверной.
Неуловимый маньяк упивался безнаказанностью. Вдоволь наигравшись с горожанами, он решил замахнуться на английскую королеву. Душной ночью «шельмец» пересек границу и поплыл к Туманному Альбиону. От ледяной воды тело одинокого пловца сводило судорогой. Наконец, боль стала невыносимой. Крепко сжимая оторванное Гоголем «хозяйство», Анус подскочил на кровати. «Приснилось! — облегченно выдохнул он и определился: — Женюсь!»