Девочка немного поколдовала с замочком и тот, наконец, поддался. Она заглянула внутрь саквояжа и обнаружила там шкатулку, полную каких-то писем, большой кусок выцветшей ткани и старинный медальон в форме сердечка.
Маша осторожно взяла в руки эту странную ткань, которую непонятно для чего хранили на антресолях. Та оказалась настолько ветхой, что от неё тут же отвалилось несколько кусочков. Едва дыша, девочка развернула её и обнаружила, что когда-то она была кружевной шалью и, похоже, верой и правдой послужила своей хозяйке. Маше хотелось накинуть шаль на плечи и покрутиться перед зеркалом, представив себя знатной дамой на великосветском балу. Но она побоялась, что старушка-шаль не выдержит столь смелых движений и обратится в прах прямо в её руках. Осторожно убрала ткань обратно и взялась за шкатулку с письмами.
Они тоже были очень старыми, пожелтевшими, с едва различимыми строками. «Наверное, ещё довоенные», - решила Маша, пытаясь разобрать хотя бы отдельные фразы. Но она не поверила своим глазам, когда увидела, что одно из писем, которое сохранилось лучше остальных, датировалось 18 сентября 1856 года! «Глубокоуважаемая Мария Алексеевна, нет… милая моя Машенька!» - смогла прочесть Маша, и ей стало не по себе, как будто послание было адресовано именно ей. Ведь её тоже звали Мария Алексеевна! «Вы сделали меня самым счастливым человеком на свете, согласившись разделить мою судьбу. Быть может, со временем ваши достопочтенные батюшка и матушка смягчатся, узнав, как мы любим друг друга…»
Далее строчки были совсем неразборчивы. Да и предыдущие дались Маше с некоторым трудом, потому что она натыкалась в словах на старинную букву «ять». Судя по обрывкам фраз, которые она смогла разобрать, автор письма и эта «Машенька» задумали обвенчаться втайне от родителей, и жених рассказывал своей возлюбленной, как она должна действовать, чтобы встретиться с ним. «Считаю часы до нашей встречи, любимая моя Машенька. Навеки ваш, Григорий Привалов», - прочитала потрясённая Маша последние строчки. Но ведь она тоже Привалова! Мистика какая-то! Этот далёкий Григорий Привалов - он что, её родственник или однофамилец?
Девочка вертела в руках письмо, не веря, что оно дошло до неё, как говорится, из глубины веков. Этот витиеватый стиль изложения, старинная буква «ять» и пожелтевшая бумага с неровными краями взволновали её, словно лёгкое дуновение давно ушедшего времени. Остальные письма сохранились хуже, да и написаны они были совсем неразборчивым почерком. И она аккуратно убрала их в шкатулку.
Последняя вещица, извлечённая из саквояжа, поразила Машу больше всего. Это был золотой медальон старинной работы. Совсем простенькое сердечко на тонкой цепочке. Маша и не стала бы долго его рассматривать, но заметила сбоку маленький выступ, нажала на него, и медальон с лёгким щелчком раскрылся. Внутри оказался миниатюрный портрет: улыбающаяся молодая девушка с каштановыми локонами и удивительной красоты синими глазами. Увидев её, Маша буквально открыла рот: эта девушка как две капли воды была похожа на саму Машу, только чуть постарше. И выражение её глаз было мягче, а в горделивой осанке чувствовалось истинное благородство.
Она долго смотрела на портрет, окончательно сбитая с толку. «Надо будет обо всём расспросить маму, - подумала девочка. - Она наверняка знает, в чём тут дело».
Маша закрыла медальон и уже хотела было убрать его в саквояж. Но не удержалась и решила померить. Простой замочек легко поддался и закрылся на её шее. Но, когда вдоволь покрутившись перед зеркалом, она попыталась его открыть, чтобы снять медальон, ничего не вышло. Девочка дёргала изо всех сил, но тщетно. Замочек никак не открывался. И вдруг она почувствовала, что стены комнаты начали плавно вращаться. Это вращение становилось всё быстрее и быстрее, пока, наконец, комната не исчезла вовсе, а Маша погрузилась во мрак.
Глава 2
Вот потолок. Он белый и украшен причудливой лепниной. А вот окно, занавешенное тяжёлой бархатной портьерой. Почему-то в комнате полумрак. Горят лишь несколько свечей в подсвечнике. Странно. Как будто нельзя зажечь настольную лампу! Маша с трудом разлепила веки и приподнялась. Оказывается, она лежит на огромной кровати, рядом на столе какие-то скляночки, а в углу в кресле дремлет старушка. Как только Маша подала признаки жизни, старушка тут же встрепенулась.
- Деточка моя! Очнулась! - обрадовано заговорила она дребезжащим старческим голосом. - Вот радость-то! Надо сказать их сиятельству!
У Маши округлились глаза.
-Их… сиятельству? - спросила она, словно пробуя на вкус малознакомое слово.