Вот она в избушку вошла, видит бабушка живет.
Она бабушке и говорит:
— Бабушка, я мотоцик уронила.
— Дитятко, говорит, на вешальцях возьми.
Ишо говорит:
— Истопи у меня баенку, да вымой у меня детоцек.
Она побежала, баенку истопила.
— Бабушка, говорит, дай чем вода носить.
— На, говорит, решето!
А чего решетом наносишь?!.. Летит птицька:
— Девушка, тилкой, да гнилкой! Тилкой, да гнилкой!
Она гнилкой то решето замазала и воды наносила.
— Дай, бабушка, говорит, детоцек.
Она поклала мышов, да кротов, да крысов.
— На, говорит, иди вымой детоцек.
Вот она скалала їх в решето и пошла мыть. Как из байны-то пришли, детоцьки и говорят:
— Мамушка, мамушка, ты нас так навеку не мывала, — она у нас кажной перстышек вымыла.
Вот она ей золота лукошецько наклала, да и мотоцик отдала ей. Девушка и домой пошла.
Видит опять стоят овецьки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла. Они дали ей овецьку с егненком.
Опеть стоят кони.
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла.
Дали ей кобылу с жеребенком.
Видит опеть стоят олешки. Те дали ей важенку с теленком. Опять стоят козла. Дали ей козу с козленком.
Опеть стоят коровы. Еще дали ей корову с теленком.
Вот она и погнала стадо домой и татушки отдала.
А мачеха-та была завидна и говорит дочери:
— Напреди, Маша, моток.
Маша моток напрела и полоскать пошла. Моток в пролубь уронила и сама туда спустилась.
Видит — стоят коровушки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она:
— Насеру — присеру вам!
И дальше побежала.
Опеть видит — стоят кони, опеть козлы, опеть олешки, опеть овецьки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами.
— Насеру-присеру!
Не взглянула, мимо пробежала.
Прибежала к избушки, схватила мотоцик с вешальця и в избу забежала.
Бабушка ей говорит:
— Девушка, истопи баенку!
Она баенку затопила и говорит:
— Чем тебе вода носить?
— На, говорит, решето.
Вот идет она вода носить — летит птицька:
— Девушка, тилкой, да гнилкой. Тилкой, да гнилкой.
— Кол тебе в пасть, говорит.
— Поди, говорит ей бабушка, вымой, девушка, детоцек.
И наклала ей мышов, да кротов. Она и оборвала у нового ножку, у нового ручьку.
Те давай жалитьсе мати:
— Мамушка, мамушка, у нас, говорят, мыла — у нового ножку, у нового руцьку оборвала!
Плацют.
— У, знай так!
Она в лукошецько наклала ей уголья живого.
— Поди, говорит, с матерью дели в соломы, тут в лукошецьке, говорит, серебро накладено.
Вот она и пошла домой. Видит стоят козла:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами.
Нимо пробежала, всех нимо.
Вот она из пролубы и вышла. Ницего с собой не принесла, только лукошецько с угольем.
— Мама, иди, говорит, делить на солому.
Стали она делить, отворили лукошко, — пыло выскоцило, солома загорела, и сами они сгорели.
Все знали, что настала очередь Скомороха, а потому заранее начали улыбаться. Глядя в упор на ребят и как будто рассказывая только для них, Скоморох заметил:
— Бывают и глупы матери.
И начал.
39. Дороня
Жили старуха и старик. У їх был сыночек — Доронюшка. У їх были гряды, — там лучина, поленья лежали, а сынок под грядами сидит, играет: увидала мать и заревела.
Старик пришел, а старуха разливается-ревет.
— Чего ты?
— Ох, сидит Доронюшка играет, а я посмотрела: упадет, думаю, поленье, зашибет головку, и нет Доронюшки. Не видать нам внуцятоцек…
И старик заревел.
А Дороня уж на возрасти был, двенадцать годов было, не стерпел:
— Пойду же по белу свету искать, есть ли хто умняе моїх стариков.
Встал и пошел.
Пошел искать умняе и видит, мужики корову на байну тянут: там трава выросла.
— Што вы делаете?
— Хотим траву коровы скормить.
Он траву скосил да коровы кинул. Мужики рты разинули и в затылки почесали. Дале пошел, видит: жонка, мужик да парень троїма гоняют лошадь в хомут вицьём и кольем.
Он взял хомут да на лошадь надел.
Анделы, они ему награду: экой ты доумелся!
Пошел вперед, видит: дом высокой, старинной. На звозе веснут штаны белы. Баба крыцит: