— Куда, Куроптев, пошел?
— Да, вот, осподи, из аду выгонили.
— В раю тебе было неладно, и в аду нехорошо… Што я с тобой буду делать?
— Осподи, мне бы где-ли на часах постоеть.
— Куда тебя, Куроптев, деваешь… Видишь, вон около ростанья будка наружна. Становись, охраняй! На зиму тулуп тебе выдам и валенки.
Куроптев этта и теперь в будке караулит.
Когда смех, звеневший все время, замолк, Скоморох начал вторую.
50. Догада
Была в лесу глупа деревня. Люди в лайды жили, широкого места никогда не видали, дак уж… Был один поумняе, Догадой звали, дак и тот глуп. Вот эти мужики собрались в лес на охоту и видят, в снегу дира, а из диры пар идё… Що тако? Стали думать, часа два думали.
— Нать Догаду спросить.
— Ну, Догада, он знат, он понимат.
И пошли веема к Догады. Приходя и говоря:
— Догада! Были мы в лесу, видели диру, а из диры пар идё. Що тако? Советовали, ничего не усоветовали. Скажи, пожалуйста.
А Догада на тот час с жоной обедал и говорит:
— Так нельзя сказать, нать посмотрять. Вот ужа пообедаю, пойдем веема в лес.
Пообедал Догада, пошли веема в лес. Догада видит, в снегу дира, а из диры пар идё. Що тако? Стал думать. Часа два думал. Ничего не удумал и говорит:
— Так нельзя сказать, нать посмотрять. Вот що, товарышшы: берите меня за ноги, да суйте в диру. Да держите крепко. А как, если що буде, дак обратно волоките.
Мужики взели Догаду за ноги и сунули в диру… А там было логово! Медведь был! Он и стяпал Догаду за голову.
Догада ногами голит, рыцять не может… А те держат крепко. Все думают: было що, али не было що? Часа два думали, а потом говоря:
— Що Догада сам смотрит, а нам не показыват! Ташшыте его назать!
И выташшыли одно тулово без головы. И заспорили: одны говоря, що и ране такой был, а ины: — Не, с головой!
Спорыли, спорыли, доспорытця не могли. Говоря:
— Нать к Догадихи пойти…
— Ну, Догадиха мужа знат. Догадиха понимат. Догадиха скажот.
К Догадихи пришли и тулово приволокли.
— Скажи, пожалуйста, Догадиха, — как Догада ране с головой был, или без головы?
А Догадиха на ответ:
— Да как обедали, бороденка болталась. А была голова, нет, — не припомню. Мне ведь не к цему!
Скоморох кончил, и в это время раздался второй гудок. Московка всполошилась:
— Два гудка!
— Это новой пароход. По гудку слыхать: «Посыльный». Два парохода идут! Вот это так повезло!
Стали собирать пожитки, и вскоре показался долгожданный, уже наполненный пароход. Все выстроились с котомками. Пароход бросил чалку. Помор поймал ее и живо прикрутил ко вбитому столбу. Пассажиры по доске, брошенной на берег, взбирались на палубу. Капитан приподнял кепку и крикнул Московке:
— Вам советую десять минут подождать «Посыльного». Там совсем слободно, каютина больша. Идет пустой, ешьчо нас обгоните!
В одну минуту Московка перешепнулась со своей компанией, и они отошли в сторону.
— Дедушко, с нами?
— Видно, што с вами в ад попадать!
— Вдруг веселей!
И Скоморох хлопнул деда по плечу. На палубе парохода кто-то узнал Скомороха:
— Далеко-ли?
— В Архангельско-у!
— Што тако?
— Весело! Восемь девок на пятак, а девяту дают так!
Молодка в последнюю минуту по сходням сбежала обратно.
— И я с вами!
Через десять минут пришел «Посыльный», совершенно пустой. Оставшиеся вошли, заняли общую каюту-столовую и отбыли.
Мелились-ли они еще, много-ли еще сказок рассказали друг другу, — нам неизвестно.
Собирались рассказывать всю ночь.
Комментарии к записям
Для лиц, имеющих специальный интерес к произведениям изустного творчества, ниже даются примечания к следующим сказкам.
1. Верная жена. В примечании № 3 к прекрасному сборнику «Сказки из разных мест Сибири», под редакцией М. К. Азадовского, отмечено редкое и талантливое соединение номеров указателя сказочных сюжетов Аарне-Андреева — 882 и 1730 у сказочника С. И. Скобелина (Минусинского округа) зап. В. Кудрявцева и у М. Д. Кривополеновой в данной сказке.
Центральная часть сказки в русских текстах параллели пока не имеет.
2. Моряжка. Своего рода уника, как прозаическая форма. Дерево, вырастающее на могиле разлученных любовников, которых соединяет смерть, использовано в песне о Тристане и Изольде, в романтической английской поэзии и в русской былине о Василии и Снафиде, отравленных игуменьей, — былине, охотно певавшейся в скитах. В «Моряжке», рассказанной Т. О. Кобелевой, чувствуется отраженное влияние стиха об Алексее, человеке божьем (письмо и уход в брачную ночь) и «жития» Петра и Евфросинии, похороненных в одной могиле. В форме же сказки — загробная любовь в виде дерева, кажется, встречается впервые, если не считать прозаического переложения «Василия и Снафиды», где вырастает два дерева после смерти отравленных матерью. Запись академ. А. А. Шахматова в сб. «Северные сказки» Е. Н. Ончукова (с. 256. Отдельный оттиск тома XXXIII «Записок И. Р. Географического Общества по Отделению этнографии» 1909 г.). Летом 1930 г. Е. М. Тагер во время своей поездки в Карело-Мурманский край записала «стих» про Иова и Мару в селе Поной Мурманского округа; этот «стих» (так зовут там былины) является колыбелью Моряжки, которую было бы правильней назвать Маряшка. Агния Федоровна Совкина 47 лет, неграмотна, выучила этот «стих» 20 лет назад от старухи с Терского берега.