3. О Новой Земле. Точные многочисленные записи о том, что «Новая Земля тянет». Рассказ же об одиноком современном человеке, живущем на Новой Земле, готовится стать настоящей поэтической легендой. До революции мне сообщали шопотом, что на Новой Земле одиноко промышляет и скрывается «политический». После революции, что там находится «белый», и, наконец, в последнее время чаще и чаще рассказывают, что на Новой Земле одиноко промышляет ушедший от неудачной любви нелюдим.
11. Гость Терентьище. Для изображения действующих лиц Елена Олькина меняла тональность и тембр, поясняя: «так уж поется». Это наводит на мысль, что когда-то былина о госте Терентьище на р. Пинеге могла исполняться несколькими лицами. Может быть, это остаток какого-то примитивного скоморошьего действа.
12. Черти в бочке. Представляет отдаленный вариант боккаччовского сюжета (Декамерон, день VII, новелла 2-я), который находится, например, в одном старинном рукописном сборнике повестей, переведенных с польского: «Книга, глаголемая Фокецы или жарты (шутки) полскіи, беседы, повести и утешки московскіи» (Рукопись Румянцевского музея из собрания академика Н. С. Тихонравова, № 13, гл. 64, лист 96 и 97).
О жене, всадившей гостя в полбочку.
«Некиї мужъ, нечающей жене, в дом приїде. Жена же безнего гости имеетъ, которой ей издавна добре подчивалъ. Не имея же где скрыти его, стояла полбочки вызбе, тамо его сокры, но ноги его не вместишася и видены быша. Егда мужъ вызбу вни-де и вопроси: что сие? Она же некоснымъ помысломъ себе сице забеже: «милый мужу, — глаголетъ, — человек сей полбочку сию торгуетъ и хощетъ купити, и влезе в ню, даже высмотрить, нестьли щелей; продай ему, а намъ в ней мало пригоды. А ты, добре человече, естли уже высмотрилъ, излези и сторгуй у господина». Мужикъ излезе исполбочки, господинъ же не точию снимъ торговалъ, но и отнести пособилъ».
Эту выписку произвел и любезно прислал мне бывший хранитель этнографического отдела в Румянцевском Музее в Москве, покойный Н. А. Янчук, очень заинтересовавашийся моим исполнением «Чертей в бочке».
Эту сказку от той же Н. Олькиной в Цимоле я записала дважды: в 1915 г. и 1921 г. Текст изменился только в одном отношении:
1915 г. «Подавал депешу губернатору: говорит, купит»…
1921 г. «'' '' «исполкому: говорят, купит»… При выпуске чертей из бочки:
1915 г….. «губернатор хлопочет»…
1921 г…. «исполком хлопочет»…
Отдаленный же вариант «Черти в бочке», может быть, возник на севере из живого польского источника: ст. 17. Панья.
17. Панья. Записана у солеваров в Посаде Нёнокса на Летнем берегу (60 верст от Архангельска); там обычно пели ее вместо колядки на рождество, но знал ее и Останин в Кеми. В Нёноксе живут потомки «людей» Марфы Посадницы, и современные крестьяне твердо помнят (1915 г.), что солеварницы перешли к ним от нее. (Между прочим, среди десяти варниц, из которых действовало в 1915 г. только три, была заброшенная «Скоморошицья».) Вместе с тем население признает, что с ним смешались «ляхи», осевшие здесь еще со Смутного времени. Белокурые новгородцы отличают польскую кровь по темным волосам, глазам («темноликие») и фамилиям; приводят в пример «Феликсовых». Там есть церковь св. Климента и около нее могильные плиты с латинскими надписями. В Нёноксе девушки, перед свадьбой, когда плачут на родительских могилах, в причетах обращаются к святому Клименту. Текст «Паньи», образ легкомысленной веселой полячки и подозрительного, ревнивого пана не оставляют сомнения в польском происхождении песни. Н. Е. Ончуков слышал о ней, но не записал («Сев. Сказки», с. 502). На Севере в сказках, песнях и даже разговорах встречается часто «панове-уланове», как понятие о разбойничьих шайках (это память от Смутного времени). Мало того, на Кулое я встретила крестьян, носящих фамилии Ольховских и Ольговских (один из них был очень темнолик), и весьма распространенную там песню «Корчма Польская», где рассказывается о хозяйке корчмы, обыгрывающей всех в карты. Заметим, что сообщается Летний берег с устьем Кулоя морским путем, и можно допустить, что бродящие ляхи или их потомки легко могли попасть и на р. Кулой. Видя в некоторых северных народных произведениях ясную польскую струю, можно, пожалуй, к ней отнести и появление сказки «Черти в бочке».