***
Это уже, похоже, становилось семейной традицией… Петир задыхался. Неизвестно от чего больше: от возмущения или от того, что рука короля Севера сдавливала его горло.
Рассудите сами: сперва Брандон Старк, потом его братец Нэд, теперь вот этот… Правда, этот был Старком только на половину, и то не на ту, на которую он сам думал. Но то, что было правдой для его дядьев, было правдой и для мальчика: быстрый гнев, медленный ум. Все Старки таковы. Ну или почти все…
-Если вы хоть пальцем прикоснётесь к моей сестре… - шипел мальчишка ему в лицо.
Петиру казалось, что каменное изваяние Нэда Старка — ничуть не похож, кстати — одобрительно кивает головой. Что тебе остается, Нэд? Только кивать. И невдомёк вам обоим, что если бы лорд Петир захотел, он мог бы тысячу раз прикоснуться к Сансе Старк, и не только пальцем.
Все эти долгие недели в Орлинном Гнезде! Все эти её томные и робкие взгляды! Иногда Петиру казалось, она сама этого хочет и недоумевает, почему её дядя до сих пор этого не сделал. Особенно после того, как она солгала ради него лордам-декларантам. После этого она стала смотреть на него так, как некоторые женщины смотрят на своих мужей, если считают, что те у них под каблуком. И, боги, как был бы он рад оказаться под её маленьким каблучком! Но он совершил страшную ошибку, сделал неверный ход. И теперь ему приходилось расплачиваться за это.
Мальчик надувал щёки и хмурил брови. Это было бы довольно забавно, если бы Петиру при этом не было так трудно дышать. Он даже стал опасаться, что юный король убьет его невзначай. Когда он уже совсем собрался что-то предпринять по этому поводу, Джон ослабил хватку. Рука в перчатке всё еще сжимала горло Бейлиша, хотя уже не так сильно, а локтём второй руки северный король вжимал его спиной в холодную каменную стену склепа.
-Я предупредил вас, лорд Бейлиш! - лицо Джона Сноу было совсем близко, так что его дыхание касалось щек Петира.
Глаза сверкали из под чёрных бровей, рот изгибался в извечной угрюмой гримасе. Малыш, видимо, считал, что выглядит при этом очень грозным.
Лорд Бейлиш рассматривал его лицо: немного бледное и вытянутое, в обрамлении чёрных волос, с темными глазами, с юношеским пухом на щеках и над верхней губой. Вблизи он казался ещё моложе, совсем мальчик. Похож на Нэда Старка. То же мрачное, немного туповатое выражение, тот же нелепое напускное благородство в глазах и тот же бессмысленный гнев. Такой бывает у взбесившихся кабанов, вроде того, что убил незабвенного короля Роберта Баратеона. Петир даже хихикнул, не удержавшись. Чем немало озадачил молодого властителя Севера. Его брови сошлись на переносице так, что, казалось, еще немного, и они наползут друг на друга и поменяются местами.
-И что вы сделаете, ваша Светлось? - спросил Петир, иронично вздергивая брови.
Это было ошибкой. Король уже совсем было собрался отпустить Бейлиша и завершить этот разговор, но теперь его гнев вспыхнул с новой силой.
-Что?! - взревел Джон, еще сильнее прижимая Петира к стене. Темперамент у юноши был буйный, судя по всему.
Петиру почему-то вдруг пришло в голову, что мальчик с таким темпераментом многим бы пришёлся по вкусу в его старом заведении в Королевской Гавани. Интересно, успел ли малыш потерять девственность до того, как его добрый приемный папаша сослал его на Стену? По слухам, в Ночном Дозоре к этому относились строго…
-Я спрашиваю, что вы сделаете, ваша Светлость, - любезно повторил Петир, - Учитывая, что вы сегодня покидаете Винтерфелл, и неизвестно, когда вернетесь назад, да и вернетесь ли? Если я трону вашу сестру пальцем, как вы узнаете об этом? И что вы станете делать, если она тронет меня?
Вопросов было слишком много. Мальчик явно не успевал следить за мыслью лорда Петира, поэтому просто хмурился и хлопал глазами.
-Я убью вас! - заявил он наконец решительно.
-Вот в это я верю, - радостно отозвался Петир, - Это было бы вполне в духе Старков, не правда ли? Убить того, кто только что спас твою жизнь и вернул тебе замок? Ваш дядя Брандон бы одобрил. Он был такой, Брандон Старк: неблагодарная скотина и всегда готов подраться.
Джон сильно тряхнул его и снова впечатал спиной в стену, выбив из него дух. Но Петир продолжал, хватая воздух ртом:
-Вы знаете, что он лишил девственности дочь своего воспитателя? Жил у того в доме, ел за его столом, а потом испортил его дочь, словно она была какой-нибудь крестьянкой. Вообще, законы гостеприимства Старками трактуются своеобразно, не правда ли, мой король? Вот и вы нападаете на человека, которого обязаны защищать под вашим кровом. И опять-таки сразу после того, как этот человек спас вам жизнь.
Говорить было трудно. Хотя рука на горле теперь почти не сжимала его, а скорее просто лежала там, но локоть второй руки Джона сильно давил на грудь. Время от времени король встряхивал Петира и наваливался на него всем весом, вдавливая в стену. Поэтому Петир говорил всё это быстрым, прерывистым шепотом, глядя Джону в глаза и продолжая насмешливо улыбаться. Джон Сноу хмурился всё сильнее.
-Собираетесь убить меня? А если ваша сестра сама этого захочет? Знаете, леди Санса была весьма ко мне расположена раньше…
Юноша даже заревел от ярости, и Петиру на секунду показалось, что он зашел слишком далеко. Но какое-то глупое упрямство уже накатило на него. Остановится было уже невозможно. Нелепое мальчишество!
-Если бы мне вздумалось что-то сделать с вашей сестрой, я мог бы сделать это очень давно и совершенно беспрепятственно, - Петир оскалил зубы и теперь сам шипел прямо в лицо Джону, - И знаешь что, мальчик? Ей бы понравилось! О, в этом ты можешь не сомневаться! Она бы просила меня не останавливаться, она бы стонала подо мной и плакала и молила меня продолжать! Потому что на юге, там, где люди не ходят постоянно в вонючих шкурах, как дикари, мужчины умеют любить женщин и владеют искусством любви, как никто на Севере. Ты даже представить себе не можешь, что можно делать с женщиной в постели, мальчик. Сколько существует способов доставить ей удовольствие, довести её до дрожи, до экстаза… Знаешь, я был владельцем борделя, я многое об этом знаю. Я мог бы научить тебя…
Лицо Джона Сноу сначала багровело, потом бледнело, потом приобрело такое странное, дикое выражение, что Петир мысленно уже распрощался с жизнью. Того, что произошло дальше, он, однако, никак не мог ожидать.
Джон Сноу вдруг шумно выдохнул и вмиг прижался губами ко рту Петира. Бейлиш остолбенел. Пока мальчик жадно целовал и кусал его губы, он судорожно соображал, что ему делать.
У лорда Петира Бейлиша никогда не было влечения к юношам. Он слышал, конечно, что в определенных ситуациях мужчины, даже те, кто обычно предпочитает женщин, могут прибегать к услугам своих товарищей для удовлетворения сиюминутной похоти. Матросы на кораблях, заключенные в тюрьмах… Братья Ночного Дозора? Это было бы логичным. В конце концов у юношей, попавших на Стену, не всегда был другой способ получить удовольствие. Да и до ближайшего борделя было не так уж близко…
Самому лорду Петиру не доводилось бывать в подобной ситуации, у него никогда не было недостатка в женщинах. И всё же однажды он как-то использовал маленького Оливара… Откровенно говоря, он просто хотел узнать, есть ли разница между мужчиной и женщиной. Оливар много болтал об этом. О том, что женщина никогда не сможет доставить такого удовольствия, как юноша, потому что женщины не знают, не чувствуют сами, не понимают, как нужно ласкать мужчину. Петир возражал ему, Оливар вызвался доказать… По правде говоря, он был тогда довольно убедителен…
Но Джон Сноу? Король Севера? Для Петира это было бы… Это было бы хорошо, решил он. В конце концов с него не убудет, если он немного подыграет маленькому королю, а уж потом… Во всяком случае эту ситуацию всегда можно будет обернуть в свою пользу.
Едва эта мысль пришла ему в голову, Петир приоткрыл губы и ответил на поцелуй короля. Это потребовало усилий. Хотя если бы не дурацкие усики и бородка, Джона можно было бы принять за девушку. Губы у него были мягкие и нежные, гораздо более нежные, чем можно было бы подумать, гладя на его вечно хмурое выражение. И насчет темперамента Бейлиш был прав — парень был горячее вулкана! Теперь он обнимал Петира обеими руками, прижимал к своей широкой груди и постанывал. Петиру хотелось смеяться, до того ситуация была нелепая. Но смеяться было нельзя.