Она плакала и молила. Хвостек гневался. Отъезд отложили до вечера.
Теперь все стояли на башне и смотрели, не покажутся ли огненные вицы. Юноши перешёптывались:
— Вот бы хорошо, если бы война началась! Упросим отца и мать, останемся с ними и тут уж напьёмся крови кметов… Мы им покажем, как воюют саксы…
Над долинами и лесами стояли тишина и мрак; с башни все смотрели вдаль, но лишь на небосклоне медленно догорала вечерняя заря и в озере бледнело её отражение.
Хвостек повторял:
— Подлая чернь!.. Не посмеют они!..
Вдруг туча, проносившаяся в вышине над долинами и лесами, обагрилась, словно расплылось кровавое пятно… и исчезло… вырвался красными клубами дым… а за ним высоко взвилось жёлтое пламя. Загорелся первый костёр.
Княгиня побелела и закрыла глаза.
— Пастухи жгут хворост… — сказал князь и захохотал.
Юноши закричали:
— Вот! Ещё! Второй, третий…
Один за другим загорались костры в горах, отражаясь на тучах огненным заревом. Весь край сплошь был усеян вицами. Хвостек рванулся и крикнул:
— Зажечь костёр! Я им покажу, что не боюсь их!.. Вверху на камнях лежала громадная куча щепы, работники мигом натаскали угля, поднесли факелы и разожгли костёр. Хвостек ухмылялся. Княгиня, не проронив ни слова, кивнула сыновьям и стала спускаться с башни. Юноши покорно последовали за ней.
Хвостек мрачно глянул на них, плюнул с башни на весь свет и тоже спустился вниз.
Брунгильда большими шагами расхаживала по горнице.
— Дети тут не останутся… — говорила она. В эту минуту вошёл Хвостек.
— Почему им не остаться? — вскричал он. — Ты хочешь теперь их отправить, чтобы чернь поймала их и убила? Нет, здесь, в городище, они в большей безопасности, чем в поле!
Сыновья бросились к ногам матери, моля не отсылать их. Княгиня топнула ногой и насупила брови.
— Нет, — сказала она, — нет, сегодня я спрашивала ворожею, видела небесные знамения, все предвещает нам зло… Одно уже сбылось — зажглись огни, хотя никто не хотел этому верить, сбудется и остальное… Мне ведомо больше… все мы погибнем, и даже некому будет за нас отомстить…
Хвостек разгневался, гневалась и супруга, оба чуть не набросились друг на друга с кулаками, наконец князь, ворча, опустил голову и, уступая, воскликнул:
— Будь что будет!
Княгиня велела сыновьям готовиться в путь. Позвали Муху и приказали ему снарядить чёлн. Юношей заставили снять княжескую одежду, надеть простые сермяги и спрятать мечи. У обоих слезы лились из глаз, но они не смели ослушаться матери.
Хвостек подошёл к сыновьям и молча прижал их к груди.
— Пусть останутся хоть до утра…
— Нет, нет… Ни одного часа, завтра поднимется вся округа, начнётся осада… чернь окружит городище, захватит берега озера…
Она заломила руки.
Юноши молчали, слезы катились по их щекам. Хвостек смотрел на них и гневно рычал, как медведь, когда его растревожат в логове.
Княгиня вышла и через минуту вернулась. Голова её была повязана платком, на плечи накинут простой плащ.
— Я с вами переправлюсь на другой берег, — сказала она. — Пока вы не сядете на коней, я буду с вами…
Она по очереди прижала к себе их головы и поцеловала.
Хвост молчал. В горницу через открытое окно врывался свет вспыхивавшего со всех сторон зарева.
— Видите, — воскликнула Брунгильда, — это возвещение войны… Быть может, завтра она уже начнётся. Городище… будет обороняться… Захватят городище, мы укроемся в башне… месяца два-три мы сможем продержаться… поезжайте к деду и возвращайтесь с подмогой. Спешите…
Тут голос её пресёкся.
— А если уже не будет ни нас, ни городища, ни башни… мстите за отца и мать… Мстите всю жизнь, пока не сгинет это ехиднино племя…
— Никогда они башню не возьмут, — пробормотал Хвостек. — Ведите саксов, мы продержимся…
Сыновья ещё раз бросились к ногам отца и матери, затем покорно вышли во двор. За теремом под купой деревьев стоял готовый чёлн: Муха и другой дюжий парень сидели на вёслах. Брунгильда ступила первая, юноши вскочили за ней; стоя на берегу, Хвостек смотрел, как чёлн удалялся…
Все озеро пылало заревом, и лодка, казавшаяся чёрной повернула к заросшему кустами берегу, где легче было незаметно проскользнуть. Долгим, презрительным взглядом Хвостек окинул окрестности и пошёл в горницу. Поздно ночью вернулась княгиня, ещё в слезах после разлуки с детьми. Хвостек уже спал. Она села у огня, вперив взор в раскалённые угли, и уснула лишь на рассвете.