— Но её глаза не разгорелись при виде этих безделушек. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела смелей, чем её подружки. По белой её рубашке вилась нитка синих и красных бус, нанизанных вперемежку с бесформенными обломками янтаря. На голове весело зеленел венок из руты. Лицо её было печально и поражало серьёзностью рядом с остальными, по-детски радостными. Она казалась госпожой среди всех.
Хенго несколько раз взглядывал на неё; девушка, зардевшись румянцем, отпрянула назад, но тотчас овладела собой и смело встала на прежнее место. Немец незаметно взял с лавки перстень и, подержав его против окна, протянул ей.
— Примите мой подарок за ваше гостеприимство, — сказал он, подавая кольцо прекрасной дочери Виша; она смешалась, отступила назад и, гордо взглянув на немца, покачала головой.
— Возьмите, он принесёт вам счастье, — настаивал немец.
Не ответив ни слова и не двинув рукой, девушка медленно отошла в сторону. Отец обернулся к ней, она тряхнула головой и спряталась за других. Тогда Хенго подал перстень второй сестре; та вспыхнула, протянула руку, закрытую фартуком, и с радостью приняла подарок.
Тотчас её обступили невестки и дворовые девушки, жаждавшие посмотреть на чудо. Полюбовавшись, они побежали с ним в боковушку к матери. Оттуда послышался долгий и как будто сердитый шёпот, а через минуту девушка снова показалась, неся завёрнутый в уголок фартука кусок тёмного янтаря; взглянув на отца, который одобрительно кивнул головой, она молча положила его на лавку перед немцем.
— Возьмите! — сказал Виш. — Не подобает нам брать подарки за гостеприимство.
Хенго, усмехнувшись, взял янтарь, осмотрел его и опустил в мешок, который носил под одеждой. Однако перед тем он незаметно плюнул на него, чтоб отвести порчу.
Виш стоял в глубокой задумчивости, опершись на посох; нож, который показал ему немец, он положил обратно и угрюмо молчал. Парни, перешёптываясь, то осторожно брали с лавки секиры, то с сожалением клали их на место. В глазах их легко было прочесть, как жаждут они этих сокровищ, — но хозяин ещё не сказал своего слова, а без него тут не делалось ничего. Он был главою дома и властелином. Своей воли тут никто не имел, разве что её давал сам хозяин… Хенго, разложив всё, что у него было при себе, торжествующе смотрел на окружившую его толпу.
Женщины вернулись из боковушки, парни не расходились… в горнице воцарилась тишина. Вдруг старик оживился, взгляд его упал на лежавший среди других украшений неведомый ему блестящий предмет, который он видел впервые в жизни. Это был крест с ушком… для ношения на шее. Сверкал он так, что взоры всех обратились к нему.
— А это что такое? — спросил старик.
Хенго, видимо, теперь только заметил, что достал его из тюка, и поспешно протянул к нему руку.
— А! Это… это… — пробормотал он, смешавшись, — его носят люди иной веры, чем вы… Он приносит им счастье…
— Так нам он не принесёт счастья? — опять спросил Виш.
Хенго умолк и сунул крестик в мешок. Снова настала тишина. Таинственный значок, который немец поторопился спрятать, пробудил любопытство, но рыжий его уже убрал.
— Трудно противиться тому, — помолчав, начал хозяин, — что само приходит в дом и может помочь в жизни. В былые времена, пожалуй, только у князей да жупанов[7] можно было видеть подобное великолепие, а теперь и мы, кметы[8], стали на него посягать. Девку нынче из дому не возьмут, если не дать за ней в приданое булавки да запястья.
Подозвав кивком головы старшего сына, Виш что-то шепнул ему на ухо, и он тотчас вышел из горницы вместе с братом. Старик сел на лавку и принялся по одной откладывать вещи, которые хотел оставить для себя и для своих: он выбрал прекрасный меч с тонким, как лист, клинком, несколько топоров и молотов, ножницы, с десяток колец, два ожерелья с подвесками… высчитывал, хватит ли этого, обдумывал.
Вдруг Хенго взял с лавки два наплечника и, бренча ими, поднял вверх.
— Вот бы что годилось да и пристало старому Вишу! — воскликнул он.
— Зачем? — спросил хозяин. — Разве для того лишь, чтоб дети положили со мной в могилу… Воевать я уже не думаю, на то я сынов вырастил, а дома — что мне в них?
— Вы сказали: в могилу, — отозвался Хенго, — да хранят вас боги долгие годы, — ну что ж, их и в могилу взять не худо… ведь, по вашим обычаям, мёртвых предают огню в лучших одеждах и вооружении, как и подобает такому богатому кмету.
7
Жупан — правитель области (жупы) у славян. Обычно человек знатного, иногда даже княжеского рода.
8
Кмет — так называет автор свободное, ещё независимое сельское население в противопоставление отделившейся от него знати. На самом деле свободные, затем зависимые крестьяне на заре истории назывались в Польше, как и на Руси, смердами. Термин «кмёт» в применении к крестьянам появился лишь с XIII в.