Вооружённая чернь, запертая внизу, Брунгильде, которая смотрела в щёлку, показалась грозной и страшной. Она спросила Муху, сумеют ли они удержать её в повиновении, но он только молча поглядел вниз и ничего не ответил. Те, кто ещё вчера падал ниц перед своим господином, теперь, когда ему угрожала опасность, хотели сбросить с себя ярмо неволи и роптали. Княгиня видела, как они лежали на земле, равнодушные ко всему, едва поднимая головы на зов. Некоторые, озираясь, тайком шушукались по углам.
Все громко требовали еды и питья, а палки дружинников с трудом могли заставить их молчать.
Брунгильда отвела своего наперсника в сторону и показала ему вниз на людей.
— Ртов много, а рук мало, — сказала она, — что делать, Муха?
Они долго шептались. Хвостек то расхаживал, то валился в угол на шкуры, то подбегал к окну и смотрел на Мышков, которые спокойно черпали из бочки привезённое пиво, угощались сами и потчевали других. Тогда, скрежеща зубами, он отскакивал от окна и снова валился на постель. С Брунгильдой они встречались, не произнося ни слова, и молча сторонились друг друга.
Она совещалась с Мухой, а князь, когда ему наскучило молчать, подозвал доверенного слугу и стал с ним советоваться.
Уже смеркалось, когда Муха спустился вниз и принялся отбирать людей в ночную охрану, но брал он не по порядку, а по своему произволу: одних отделял и оставлял внизу, других посылал наверх. Оставшиеся внизу были довольны: они могли по крайней мере полежать, хоть и на гнилой соломе.
Остальным велели подняться по лестнице и, если кто-нибудь приблизится к башне, пускать стрелы и сбрасывать камни. Едва они ушли, явились две прислужницы Брунгильды, неся миски с ужином. То была какая-то крупа, намешанная в чуть тёплую воду, но изголодавшиеся люди и на неё набросились с жадностью, и через минуту миски опустели. Княгиня в тревоге подсматривала за ними в щёлку: поев, они тотчас улеглись спать. Как кто лежал или сидел, так все и уснули, даже не пошевелившись. Однако, уснув, стали метаться, словно борясь с этим странным, тяжёлым сном. Через час или два прекратилась и эта борьба: воцарилась глухая тишина.
Муха спустился вниз с лучиной в руке, обошёл всех, одного за другим, пощупал каждому лоб, послушал, не дышит ли кто, пересчитал их и вернулся наверх.
То были лишние люди, и Брунгильда от них избавилась. Привели сверху нескольких слуг и велели им выбросить трупы в окно. Видимо, привыкнув к подобным занятиям, палачи не стали ни удивляться, ни противиться, поглядели на иссиня-белые лица своих товарищей, обобрали их и взялись за дело.
Мышки сидели со своими людьми у костра, издали поглядывая на башню, когда упали первые тела. Несколько любопытных подбежало к башне, но тотчас же на головы им обрушились камни, а одного придавил упавший труп.
Точно спелые плоды, посыпались сверху мертвецы, разлетаясь во все стороны. В первую минуту осаждающие смотрели на них с изумлением.
— Избавляются от лишних ртов, — догадался кто-то из Мышков, — видно, собираются ждать и обороняться.
Ночь прошла спокойно, только в бойницах башни до утра мелькали огоньки и в лагере горели костры. Одни спали, другие ходили на часах. Время от времени из верхнего яруса, нацелясь, пускали стрелу, то вдруг свистел камень, брошенный из пращи, кого-нибудь ранил, зарывался в землю или разбрасывал раскалённые угли в кострах.
С карканьем слетались вороны на пир и долго не унимались, не находя своих гнёзд. Под утро все, казалось, уснули. Однако Мышки незаметно расставили кругом бдительную стражу, так что из башни никто не мог ускользнуть.
Снова над пепелищем встал белый день. Мышки послали в лес за дичью, а в избы за хлебом и едой. Часть людей отправили по домам, потому что теперь не требовалось столько народу, а подкрепление осаждённым не могло подоспеть так скоро.
Остальные расположились широким полукругом — так, чтоб не могли попасть ни стрела, ни камень, хотя бросали их непрестанно. Вечерами у костров пели песни и веселились.
С башни не подавали никаких признаков жизни, только на вышке ходили люди и смотрели вдаль. Искусные охотники прогоняли их стрелами; тогда они прятались за уступ стены. Случалось, показывался там и Хвостек, которого встречали руганью и криком.
Всякий раз, когда летела стрела или падал камень, раздавался смех. Иногда завязывалась перебранка, потом снова все смолкало.
На третий день около полудня чей-то голос из окна стал подзывать к башне. Старейшины думали, что осаждённые решили сдаться. Мышко Кровавая Шея уже встал и хотел идти, но его опередил меньшой брат, которого прозвали Журавлём за длинные ноги. Подбежав, он задрал голову к окну. Из башни донёсся смех, и в ту же минуту огромный камень упал из бойницы ему на голову; брызнули кровь и мозг, юноша покачнулся и упал мёртвым.