— А может, — прибавила старуха, — так и с Доманом будет, так же ты от него убегаешь. В расписных-то хоромах лучше, чем тут, на Леднице…
Сказав это словцо, Яруха поспешно встала и пошла прочь. Знала старая: зерно бросишь, иной раз долго пролежит оно в земле, покуда не взойдёт.
В доброй надежде пошла бабка, затянув песню, ворожить пилигримам, заговаривать, лечить и обкуривать, чтоб за это её накормили и напоили.
А Дива все сидела в саду; руки опустила, глазами уставилась в землю и тихонько твердила:
— Суженого не минуешь!
XXVI
Покоя не давали полянам кашубы и поморяне, которыми предводительствовали подбивавшие их Лешеки. Едва успевали прогнать одних, как нападали другие, и всякий раз проникали все глубже, опустошая край. Никто не знал, где готовится наступление. Вторгались они то с севера, то вдруг с востока, то с правого, то с левого рубежа, откуда их не ждали.
А тем временем старейшины продолжали созывать веча — то возле городища, то по урочищам среди лесов — толковали, спорили и… разъезжались ни с чем. Не могли они выбрать себе князя. Некому было повиноваться, некому и приказывать, вести войска и отражать натиск врага.
Люди собирались — и поспешно разбегались по домам.
Опасность гнала в леса, голод прогонял обратно: потравленные, вытоптанные поля давно запустели.
Все больше становилось таких, что сожалели о Хвостеке. Мышки годились, когда требовалось разрушать: строить они не умели.
Едва расходилось одно вече, так ничего и не достигнув, как уже рассылались вицы на другое. Иной раз стекались толпы народу, но случалось, притащится всего несколько человек. А тем временем на рубежах без удержу буйствовал меч и огонь.
— Созывали старейшин — советуйте! Старики охали и вспоминали, как оно бывало в давно минувшие времена.
— Старики теперь ни к чему, — говорили люди, — молодых надобно созывать.
Собирались молодые, за разговорами о войне и охоте попусту теряли день, а вечером… распевали песенки про девушек.
Когда являлось много Лешеков, уходили прочь Мышки, но если их оказывалось больше, Лешеки уводили своих.
Что делать — никто не знал, однако что-то надо было делать.
Однажды вечером, когда в Хвостековом городище вече снова окончилось пустыми жалобами, вдали показались два незнакомых всадника, но едва они приблизились, многие узнали тех самых чужеземцев, с которыми пировали на постригах у Пяста.
Все как раз собирались поесть и отдохнуть после пререканий и криков, длившихся целый день, и один из Мышков пригласил приезжих принять участие в общей трапезе.
Путники спешились и, подойдя, благословили собравшихся во имя единого бога.
Перед ними поставили лепёшки, мясо, пиво и мёд. Однако к мясу в тот день они не хотели притрагиваться и только отломили по кусочку хлеба, запив его несколькими глотками пива.
Младший гость, заметив, что все сидят мрачные, с угрюмыми лицами, спросил, какова причина смуты, царившей в Полянских общинах, и чем сами они столь сильно удручены.
— Как же нам не печалиться, — отозвался старый Стибор, — если от одного зла мы избавились, а другое нажили. Не хотели мы неволи, а настала смута. Выгнали мы из городища лихое племя, что нас притесняло, а другого не можем выбрать. Страну нашу опустошает враг, а мы не в силах её защитить…
— Поистине, великое зло для вас, ведя войну, не иметь вождя, — сказал младший гость. — Мы объехали много земель — от Дуная до Лабы и Одры, но не видели ни одной, где бы не было князя, короля иль вождя. Саксы и франки напирают на нас со всех сторон, и нам надо обороняться — либо, как бодричи, держать их сторону против своих, либо объединиться со своими против них. Иначе все мы попадём к ним в неволю… Отчего же вы не можете выбрать себе вождя?
— Оттого, — отвечал Стибор, — что вождём хочет быть каждый, и каждый боится, что если им будет другой, вчера ещё равный ему, то завтра же он станет его притеснять.
Младший гость призадумался.
— Если не могут договориться знатные, — сказал он, — ибо завидуют и страшатся друг друга, то почему вам не выбрать из своей же братии человека бедного и малого, но достойного уважения, и его возвеличить?
Все умолкли, поражённые тем, что чужие люди советовали им то же, что гласило прорицание. Многие переглянулись, а Стибор спросил:
— Было ли и вам прорицание, что должно нам выбрать бедного?
— Нет, — ответил младший, — но кто в бедности и смирении был честен, тот, и когда выпадет ему счастье возвеличиться, сумеет быть справедливым…
— А ведь беден и тот, что оказал нам гостеприимство во время постригов сына, — вмешался старший, — однако все вы его почитаете. Почему бы ему не быть вашим князем? Разума у него хватит.