Пошла она спросить Стибора и старейшин, но они не только разговаривать, а и смотреть на неё не пожелали.
— А вот я приведу его сюда, — сказала бабка. — Лучше меня никто не знает лесов, недаром я столько раз ночевала с медведями в берлоге, от меня-то ему не укрыться, уж я его разыщу.
Старуху подняли на смех, но она все твердила, что найдёт князя; наконец, подумали, что не стала бы она так говорить, не зная, где его искать, и двое молодых кметов пошли за ней в отдалении.
Наутро Яруха прямо из городища отправилась в лес и поворачивала то влево, то вправо с такой уверенностью, как будто знала заранее, где искать тайник старого бортника. С трудом поспевали за ней кметы, продираясь сквозь густые заросли, в которых она знала каждую тропинку, протоптанную диким зверем, точно прокладывала её сама. Во многих местах, словно засеки, громоздились сломанные бурей и старостью деревья: образуя неприступный вал, они поросли густым бурьяном и кустами, пустившими побеги на истлевшей коре. Приходилось пробираться через трясину, загнившие лесные ручейки и ложбинки, затопленные зазеленевшей водой. Из-под ног выскакивали вспугнутые дикие зверюшки, из травы вдруг высоко поднимали головы огромные змеи. Однако они не кидались на Яруху, которая обращалась к ним с какими-то странными словами. Около полудня старуха уселась на пень отдыхать, вытянула ноги, достала из котомки кусок хлеба, поела и отправилась дальше. Лес тут слегка поднимался в гору, среди невиданно огромных дубов, лип и буков густо разросся орешник, тоже необыкновенной высоты. Но вот, наконец, они увидели древний вал, покрытый зеленой травой и поросший деревьями, которые указывали его возраст. Посредине был вход, ведущий в древнее городище. Озираясь по сторонам, Яруха вошла, а следовавшие за ней кметы остановились и поглядывали издали.
В углу, где смыкались две стены вала, стоял шалаш, а в нём на сухой подстилке из листьев сидел Пястун и плёл из лыка лапти, которые в ту пору носила беднота…
Заслышав шаги Ярухи, Пястун вздрогнул, словно от испуга.
Бабка встала перед ним, опершись на палку.
— А ведь нашла я вас, — сказала она, — и пора! Народ там из себя выходит, вас дожидаясь, а Земек все плачет у них в неволе. Пожалейте хоть дитя малое и возвращайтесь!
Пястун, не отвечая, поднял руку и заставил её умолкнуть, но в эту минуту показались послайцы веча — Болько и Собеслав: поклонившись князю, они вошли в городище.
Увидев их, старик заломил руки.
— Нас послали за вами, — начали кметы, — все вече ждёт вас, люди просят вас возвратиться, ибо такова воля богов. А мы без вас отсюда не уйдём.
Подойдя ближе, они принялись настоятельно упрашивать его уважить волю народа. Наконец, Пястун сдался и коротко сказал:
— Я пойду с вами.
Яруха, сидевшая тут же, на земле, радостно засмеялась.
— А ведь это я, милостивый господин, выдала вас, — похвалилась она. — Пусть люди знают, что и бабка на что-нибудь годится. Они бы с месяц тут проходили, да так бы и не нашли вас, кабы не я.
Когда Болько и Собеслав ушли с Пястуном, который уже не перечил им и не противился, старуха уселась, размотала онучи и одна-одинёшенька осталась тут отдыхать.
Диких зверей она не боялась, так же как змей и всякой иной твари. Не мешкая, она удобно расположилась в покинутом шалаше, решив тут заночевать.
Пястун сам повёл своих спутников к себе во двор, проходя лугом, где пасся табун, они для скорости взяли у пастуха коней. Однако в лесной чаще нельзя было быстро ехать, и до избы Пястуна они добрались только к ночи, а Собек, не останавливаясь, поехал вперёд уведомить собравшихся в городище, что князя нашли и завтра его приведут.
Весь вечер хозяин молча просидел на лавке. На другой день Болько уже спозаранку был на страже. Пястун, не споря больше, сел на коня, и они поехали.
На половине пути ждали старейшины, вышедшие им навстречу.
— Зачем, милостивый господин, ты нас покинул? — воскликнул Крак, протягивая к нему руки. — Такова, видно, воля богов, чтобы ты нами правил и повелевал. Тебя ведь одного согласно принял народ.
— Я не чувствовал и не чувствую в себе силы, — говорил Пястун, — страх обуревает меня. Сжальтесь надо мной. В скудости своей я ведаю, что творю и каким иду путём; а если вы дадите мне власть, знаю ль я сам, на что её обращу?
Слова его заглушил громкий крик:
— Пястун! Пястун!
Вдруг толпа расступилась, и двое незнакомцев, которые некогда гостили у него в доме, предстали перед ним. С улыбкой они подошли ближе и поклонились ему.
— Мы снова явились, дабы благословить мужа праведного во имя единого бога.