— Нет!.. Нет!.. — закричали в одной стороне.
Но и в другой поднялась буря. Многие стояли, меряя противников глазами, уже можно было счесть тех, что шли за и против. А из уст вырывалось одно «нет» против другого.
— Долой Хвостишку! — кричали одни. — Долой Хвоста!..
Другие поднимали шум, чтоб заглушить их призыв.
За Боимиром всем родом сидели расплодившиеся Мешки, которых звали Мышами или Мышками[41], потому что многие из них носили это имя… Мешки горланили громче всех:
— Долой Хвостека!
— Теперь только и остаётся, что идти на городище и передушить в гнезде этих гадов! — кричали они.
— Легко сказать, — спорил другой, — да не так-то просто это сделать. Мы сами дали им рассесться, расплодиться, войти в силу, вооружиться, снюхаться с немцами, брать у них жён и втихомолку вести с ними сговоры… Нынче стоит князю мигнуть, как немцы придут его защищать… Весь край наш разорят пуще Хвостека… народ в неволю угонят… Лучше уж терпеть своего мучителя, нежели чужого, что всех нас изничтожит, а сам завладеет землёй, в которой покоится прах отцов наших… Не бросаться надо на Хвоста, а идти к нему и сказать в глаза…
— Идти!.. Да ни один из нас оттуда не вернётся! — кричали Мышки. — Всех перед башней перевешает, как собак. Он слов не слушает…
— А силы против него у нас нет, — орал Рудан, — нет у нас силы!
— Сила-то найдётся, была бы охота, — молвил старый, бедно одетый Пяст.
Многие поддакивали, но большинство молчало, понуря головы.
— Как же быть? — тихонько спрашивали, заглядывая в глаза, менее смелые.
— Терпеть, — отвечал Рудан, — он ведь не вечен, а сыновья будут лучше.
— Вот-вот! Для того-то их немцы и обучают у себя, охотясь с ними на сербов, — закричал один.
— Ждать! — горячился другой. — Ждать, чтобы нас перебили по одиночке, как Виша, детей забрали в городище, а землю отдали дружинникам…
С разных сторон раздавались разные голоса, а единодушия не было. Многие уже стали шёпотом разговаривать и совещаться с соседями, испугавшись приверженцев Хвостека, которые могли их выдать… Понемногу ропот перешёл в свары; шум и гам был такой, что одни не слышали других.
Мышки звали идти на городище, крушить все, не оставляя камня на камне, разделаться с князем и выбрать другого из кметов; Рудан и его приятели отговаривали.
— Немцев, поморян и вильков только не видно, — толковали они, — а эти враги нам страшнее, чем Хвостек. Вот прослышат они, что мы между собой дерёмся, что главы у нас нет, — налетят и весь край наш опустошат… Сидели бы тихо. Они давно уж точат на нас зубы. Для нас главное — пашня да гусли, для них — железо и кровь… Им легко нас одолеть… Они все стоят заодно, а мы и одного не можем стерпеть…
— Неправда! — крикнул Боимир. — Мы терпели, сами их выбрали, подчинялись, кормили, пока он не взбесился… Слыхали, какие он кровавые пиры задаёт, как своих же кровников душит… у многих кметов уже забрали дворы, угоняют девок, парней, скотину… А где же наша былая свобода? Где старинные обычаи?..
Споры не прекращались. Мышки потрясали секирами и, сжимая кулаки, повторяли:
— Идти на это поганое гнездо и передушить их, гадов…
— Идти! Всем идти! — раздавались голоса. Многие повскакали с мест, словно хотели тотчас же идти походом, но большинство противилось.
Обе стороны прикидывали на глаз силы противника.
Мышки преобладали; приверженцы князя замолкли и осторожно отодвинулись. Рудан остался с маленькой кучкой людей, кусая бороды и бросая гневные взгляды, они молча сидели на земле, ни во что не вмешиваясь. Кое-кто подходил к ним, стараясь их переубедить, но они и смотреть не хотели и говорить отказывались.
Шум и крики не утихали. Мало было сказать: идти, — надо было обдумать, как и когда, а городище Хвостеково было, словно крепость, обнесено валом и частоколом, частью окружено озером, подготовлено к обороне, богато людьми и оружием. Да к тому же они могли и немцев кликнуть, чтоб шли им на подмогу… а уж тогда и Мышкам и дружкам их не сносить бы головы.
Солнце высоко поднялось над урочищем. Было уже за полдень. У старейшин в горле пересохло, а они все говорили и ни до чего не могли договориться. Минутами все начинали кричать, толпа бросалась то в одну — сторону, то в другую, собираясь вокруг взявшего слово старейшины.
Поодаль городища дожидалась челядь; стреноженные лошади паслись на опушке леса; молодёжь уселась на земле, перекидывалась шутками и громко смеялась.
До дерева, из которого смотрели два глаза, голоса доносились, как волны, то сильнее, то слабее; видно было, как на городище поднимают руки, грозят кулаками, сбиваются в кучу и снова расходятся… То один, то другой поднимался на высокий вал, чтоб его лучше слышали, и говорил оттуда, надсаживая грудь, а подчас и раздирая на себе одежду и рубаху. Грозные слова долетали даже сюда. Два светлых глаза смотрели не отрываясь.
41
Мешки, или Мыши. — Легенда гласит, что Хвостек из рода Попелей был съеден мышами в башне на одном из островов озера Гопла. Для полной увязки с легендой Крашевский в главе XXII недвусмысленно говорит: «Мышки, сумевшие съесть Попелека».