Товарищи подходили к лесу, как вдруг услышали какой-то жуткий крик. Так мог кричать только очень напуганный человек. Парни переглянулись.
— А-а-а-а! — раздалось уже ближе.
— Неужели Пашка? — синхронно подумали оба. И угадали. На поле стремглав вылетел их напарник по копу и орал.
— Ты чё так вопишь? — крикнул Вован.
Павлуха очумело повернулся. Глаза метались. Всё лицо перекосило ужасной гримасой. Увидев товарищей, он неожиданно смолк.
— Ты чего? Нас пугаешь? — спросил Лёха.
— Не... там... — только и сумел вымолвить парень и показал рукой в сторону леса.
— Что там? — поинтересовался Вова.
Павлуха быстро и несколько бессвязно рассказал про то, как заблудился, и про незнакомца. Друзья переглянулись.
— Пошли в машину, там коньяк остался, — предложил Лёха, — а то хрень какую-то несёшь.
Немного захмелев и успокоившись от спиртного, Павлик заново, теперь уже более подробно рассказал о своих злоключениях.
— Не болтаешь? — не поверил Вова.
Павлуха снял кепку и показал голову. На макушке красовались две небольшие бордовые шишки.
— Поехали отсюда, — сказал Лёха.
Домой Павлуха попал, когда совсем уже стемнело.
Жена с дочерью гостили у матери в деревне, и парень был предоставлен полностью сам себе. Искупавшись в ванной от дневной пыли и грязи, он тут же в зеркале осмотрел голову. На багровых шишках остались ссадины от клюва птицы.
— Вот сволочь, до крови расхреначила, — вновь выругался Павлик. — Хотя странно, кепка целая, без дырок, — вспомнил он, когда оглядывал головной убор, снимая его дома.
Голова немного побаливала. Пашка прижёг ссадины спиртом и пошёл на кухню. Пожарил яичницу и замастрячил небольшой салат из огурцов и помидоров. Хмель почти выветрился из головы, и Павлик решил, что сегодняшний стресс требует добавить ещё немного спиртного. В холодильнике стояла пара банок пива, и Павел с удовольствием для себя и своей нервной системы немедля осушил их одну за другой, с аппетитом закусывая яичницей. Алкоголь немного приподнял упавшее было за нынешний день настроение.
— Да уж, — философски вздохнул он, — и чего это было сегодня?
Потихоньку стало клонить в сон, и Павлуха, заперев входную дверь на ключ, лёг на диван. Древнегреческий бог Морфей[3] сомкнул ему веки и погрузил в свои объятия.
Проснулся Пашка за полночь от озноба. В квартире не было холодно, но он почему-то замёрз. Встал, закрыл окно, снова лёг, закутавшись в плед. Но озноб не проходил, к тому же голова начала болеть сильнее, прикасаясь шишками к подушке. «Блин, не заболел ли?» — подумал Павлик. Он снова встал, подошёл к «стенке». Там в коробке с лекарствами лежал градусник. Померил температуру, так и есть, термометр показывал «38.2». «Вот, блин, как же меня так угораздило? Вроде и не мёрз нигде», — стал он припоминать. Нашёл таблетку аспирина, запил водой и снова лёг. Сон долго не приходил. В голову лезла всякая муть, связанная с сегодняшним приключением. Озноб тоже не отпускал. Но, в конце концов, усталость взяла своё, и Павлик опять забылся во сне.
Как-то неожиданно он снова очутился в лесу на знакомой просеке. Вновь шёл, размахивая прибором. Поймал уверенный сигнал и начал копать. На свет появился небольшой интересный кругляш с непонятными знаками или письменами. Павел, сидя на корточках, любовно рассматривал находку. Какая-то странная серебряная монета, типа данга[4] или чего-то подобного, только несколько большего диаметра. Павел положил её в кармашек на куртке и стал приподниматься.
И тут внезапно перед ним возник этот давешний мужик с тёмным зеркальным холодцом вместо лица и бородой. Павлик обомлел и не шевелился. Страх снова сковал его душу. Незнакомец чуть наклонил голову вбок, как бы пристальнее вглядываясь в лицо парня, и стал медленно протягивать к нему руки. Павлу показалось, что он хочет отобрать у него находку, тот самый кругляш. И он, инстинктивно, обеими руками, прикрыл нагрудный карман. Незнакомец, ухмыльнувшись (по его лицу пробежала волна), крепко схватил одной рукой за Пашкину ладонь, а другой за воротник куртки. Павел с ужасом смотрел в его лицо и видел своё испорченное отражение. Мужик между тем всё сильнее сжимал ворот куртки, подбираясь к самому горлу. «Удушить хочет, — мелькнула в голове мысль, — и забрать монету. Мою монету». И верно, вторая рука, медленно преодолевая противодействие Пашкиных рук, лезла в карман. Руки и ноги Павла были как будто ватными. Он попытался бороться, но чувствовал, что проигрывает. Нечеловеческие грусть и отчаяние полностью захватили парня. Тогда он попробовал закричать, но снова ничего не получилось. Правая рука чудовища крепко сжимала горло, и из груди вырвался едва слышный хрип. Вторая рука уже почти залезла в карман. Павла будто парализовало. Из последних сил, каким-то неимоверным внутренним напряжением он дёрнулся и закричал во весь голос. Хватка на шее ослабла, Павел вздрогнул и проснулся.