Вместо ответа, Соколов спокойно нагнулся к ящику с инструментами, стоящему рядом со стулом, и вытащил оттуда небольшую крестовую отвёртку. Встав, он в тот же миг со всей силы воткнул этот инструмент прямо в руку сидящему, да с такой силой, что вместе с ладонью проткнул и тонкий деревянный подлокотник, на котором она лежала. Это действо в тот же момент сопроводилось адским криком.
Прежде чем он прекратился, Соколов вытащил из чемоданчика следующий предмет. Это был обычный молоток, который резким движением прошёлся прямо по колену бедолаги. То выгнулось в неестественной форме. Судя по всему, это было настолько больно, что у солдата случился болевой шок, и тот более не чувствовал свою ногу.
— Скажи мне, ублюдок, ты тюбик или кран? Мне тебя давить, чтобы ты всё по капле мне выложил, или один раз серьёзно крутануть, чтобы ты, подонок, наконец заговорил?
Сплюнув кровь, Ясенев всё с тем же непониманием произнёс:
— Я ничего не делал!
В порыве чувств генерал нанёс ещё один размашистый удар молотком, вновь по той же ноге, что, видимо, окончательно выбил коленный сустав с насиженного места, оставив висеть ногу ниже колена, словно яблоко на ветке.
На лице бедолаги выступили крупные слёзы, он сглотнул очередной поток крови и сказал:
— За что?! Я разве сделал что-то плохое?
Александр вновь не сдержал своих эмоций и, на этот раз достав из ящичка секатор, поставил его на указательный палец правой руки Ясенева. После чего несколькими жёсткими движениями отсёк его от тела. Дав солдату отдышаться и как следует покричать, генерал нанёс очередной тяжёлый удар, оставивший после себя огромную гематому на щеке и слегка сместив и без того сильно повреждённую челюсть.
Я тихо обратился к генералу, в надежде на то, что всё-таки буду услышан:
— Не перебор?
Конечно же, ответа я не получил, а сам Соколов в это время продолжал рвать и метать:
— После всех тех убийств, шантажа и издевательств, загубивших так много жизней, ты ещё смеешь спрашивать такое?
— Мы на войне, — почти невнятно произнёс Ясенев. — Я убивал, только если это было необходимо, как и все остальные.
— Её тоже необходимо было похищать? А?! А всех тех невинных людей было необходимо убить столь жестоко?
— Так ты о той певичке? Мы её не похищали. Она, можно сказать, к нам сама пришла.
— Погоди-ка, какой ещё певичке? — вмешался в допрос я.
— Ришар, да, Вивьен Ришар... Она пришла к нам несколько дней назад, вся голодная и израненная. Можно сказать, что она обратилась к нам за помощью. Ну мы и приютили её у себя, теперь она поёт у нас в штабе да раненых латать помогает.
— Это у кого ещё “у вас”? — свирепея, спросил Соколов.
— Это агент повстанцев, вы, кажется, взяли не того. Хотя оперативник повстанцев — вполне неплохая альтернатива поимке главного преступника города, — ответил за него я...
— То есть ты не Мясник? — с удивлением обратился к Ясеневу генерал.
— Нет, боже, нет... Меня зовут Дубов Семён, позывной «Дуб», у вас работал под псевдонимом Ясенев, я один из главных внедрённых агентов повстанцев. Вы меня раскусили.
— Ничего себе ты выбрал псевдоним, конечно, ещё бы Берёзиным назвался, тогда бы точно никто не понял, кто ты на самом деле. И всё же, возвращаясь к моему недавнему вопросу, генерал, с чего вы взяли, что это Староградский Мясник? — спросил я.
— А зачем повстанцам лезть в систему видеонаблюдения?
— Я искал компромат. По наводке информатора. Он предположил, что на камерах «Коламбии» вполне могут быть файлы, что могут повредить репутации Салема или кого-то из ваших.
— Так ты всё это время был крысой, приютившейся прямо под моим боком? — безжизненно произнёс Соколов.
— Вроде того, но это цветочки, по сравнению с теми ужасами, которые вы пытались на меня повесить. Я повторю, я всего лишь солдат, и я честно выполнял свою работу, пусть и работал всё это время на вашего врага.
— Ничего не может быть хуже предательства. Я не хотел к этому прибегать, но, похоже, что теперь придётся использовать метод пытки, которому меня научил мой дед. Он как раз для крыс, подобных тебе.
После этих слов, произнесённых теперь уже спокойно и размеренно, генерала словно с катушек сорвало, он методично открыл клетку, схватил одного из грызунов за хвост и одной рукой с силой раскрыл рот предателю. Тот пытался сопротивляться, но железная хватка Соколова просто не оставляла шансов, и вскоре трепыхающийся напуганный грызун был погружён Дубову прямо в глотку. То, что происходило далее, сложно описать здраво, ибо от этого даже мне стало не по себе. Бедный парнишка буквально захлёбывался в собственной рвоте и задыхался оттого, что царапающегося и пытающегося прогрызть путь наружу зверька запихивают всё глубже.