— Да! — сказал Магаро. — И оно повернулось так, что царь Вахтанг захотел сделать столицу в Чрдили!
Я понял, что Магаро решился своим намёком на подкуп. Он решился завтрашними благами склонить меня к уступке ему груши. Я увидел в этом слабую сторону Магаро и решился её усилить, то есть сделать ещё более слабой.
— Нет! — сказал я. — Есть историческое сведение о том, что он хотел её сделать в Нуниси! — таких исторических сведений во всю человеческую историю не было. Но я предположил, что дипломатия имеет право себе позволить вводить соперника в заблуждение. Однако Магаро твёрдо встал на своём намерении заполучить грушу.
— Нет, — сказал он. — Твоё сведение есть историческая неточность. Нунисцы, конечно, поделились с нами припасами. На Пасху они преодолели снег и принесли немного муки и мёда. Но это не значило, что они отдали нам все свои запасы, как мы их отдали царю Вахтангу!
Я выпил и подавился — столь недвусмысленно стал требовать у меня грушу Магаро. Я подавился— и кому-нибудь могло показаться, что я сдался. На самом же деле, даже подавившись, я ни на длину мизинца не отступил от груши нашей трёхсотлетней, помнящей не только Сурамский невольничий рынок, что сейчас особого значения не имело, и помнящей не только дедушку Таро, что уже могло иметь значение, правда, только для меня. Я решил защищать грушу нашу до последнего вздоха, до полной победы или моей смерти потому, что она в своей молодости любила того самого Датуну, который унёс с собой в огонь семерых османов и тем спас Чрдили! Вот почему я решился защищать грушу от беспочвенных притязаний Магаро, может быть, даже попирая закон гостеприимства.
Я посмотрел на кур, обосновавшихся во дворе так, будто смерть моя уже пришла и двор остался бесхозным или перешёл к их хозяину. «Нет, — сказал я. — Буду отстреливаться, пока хватит боезапаса. А потом привяжу себя к груше. Станут её рубить — перерубят и меня. Так вместе мы уйдём невозвратной дорогой, на которой лишь одно расстояние и в одну сторону!»
— Так что скажешь? — победоносно, как он стал считать, спросил Магаро.
— Думаю, следует ещё налить кувшин! — лучезарно улыбнулся я с умыслом ввести Магаро улыбкой в заблуждение, то есть как бы продолжил дипломатию, в то же время чувствуя свою твёрдую решимость погибнуть вместе с грушей и оттого радуясь каждому оставшемуся мне мигу.
Я пошёл на кухню, взял воронку, налил из большого кувшина в тот, который принёс, оглянулся по сторонам, вдохнул горячий запах ссохшихся платановых досок кухни, смешанный с запахом сухой фасоли, лука, пряностей и квашеной капусты. Выходя, я взял с собой немного сыра и баночку португальских сардин «Пескадор», купленную вчера.
— Вот, уважаемый Магаро! — поставил я принесённое на стол, продолжая лучезарно улыбаться и тем самым как бы продолжая путём дипломатии вводить его в заблуждение, одновременно радуясь каждому оставшемуся мне мигу.
Магаро посмотрел на принесённое. И вдруг я увидел в нём преображение. Он даже шевельнулся. Но в глазах его, до того мрачных и таивших только стремление срубить грушу, я увидел какую-то странную усмешку, значения которой сразу разгадать не смог. Я её не разгадал, но мысленно сказал:
— В несчастный день ты задумал своё дело, Магаро!
Из нового кувшина мы выпили по два стакана, ничем не закусили. Потом молча посмотрели друг другу в глаза. Потом Магаро посмотрел на ту часть дороги, которая была видна с его места и которая вела на верхние покосы и в какой-то степени через хребет вела в Нуниси. Потом он встал, одёрнул белый свой китель и сказал:
— Иной раз некоторым людям очень трудно свернуть с дороги, если даже на ней обратно — два расстояния!
Так сказал он и с усмешкой посмотрел на меня. Я выдержал. Более того, я ещё раз лучезарно улыбнулся — теперь-то уж только радуясь каждому оставшемуся мне мигу.
— Да. И такое бывает в жизни! — сказал я, будто не понимая значения его слов.
Магаро сошёл во двор и через калитку вышел на улицу. А я вошёл в дом и стал вытирать масло с ружья. Когда я стал набивать патронташ, услышал от калитки Жору.
— Э, где ты! — закричал он.
— Если соглядатай, не подходи! — предупредил я, потому что в моей ситуации мне приходилось ждать подвоха отовсюду.
— Ну хоть дай поглядеть на это! Всё-таки мы были с тобой одно время заодно! — попросил Жора.
— Да. Но ты соблазнился собственностью в виде своих же буйволов! — напомнил я о том времени, когда мы с ним заключили союз и ушли в горы с целью осмысления и изменения мира, а нас оттуда решили выманить угрозой ликвидации груши нашей, трёхсотлетней и бесплодной, во избежание чего я безлунной ночью спустился в деревню и прикрепил в качестве плодов на грушу всё, что мне в темноте попалось под руку, в том числе и его двух буйволов вместе с арбой.