— Что ж, могло бы, — соглашается и Порфирий Петрович, а сам все время только и думает, захочет ли Анечка наконец-то ответить на его письмо? «До чего я дошел, — беззвучно разговаривает сам с собой Порфирий, — человек в самом расцвете пишет гимназические письма девчонкам, да только что поделать — любовь нас выбирает сама и ни о чем не спрашивает».
За ужином все общество весело переговаривалось, дети, прошедшие испытание солнцем и водой, заснули прямо над тарелками, и гости, Порфирий и Афанасий, соответственным образом проинструктированные, отнесли их прямо в постели и продолжили беседу с хозяином и хозяйкой. Аня ела плохо и быстро удалилась, извинившись, что у нее болит голова. Это ненадолго расстроило Порфирия, но разговор увлек его за собой. Годы неизменно делают нас другими, думал он, вспоминая давно минувшие дни, когда он и вправду был другим, хотя и тогда знал, что умные люди занимают голову рассуждениями, а не воспоминаниями, а потом послышалась тихая песня, настроение вернулось к нему, и как раз в тот момент, когда они решили откупорить новую бутылку крымского, немного терпкого, но хорошего вина, в комнату, распахнув занавески на открытых настежь окнах, ворвался свежий ветер, омытый отдаленным отблеском ненастья.
— Ха! — вскочил Афанасий со своего кресла. — Не я ли вам говорил, Порфий Петрович, призвали мы с вами Божью милость, видите? Нужно только подождать подходящий момент. Федя! Надо позвать Федю.
И хозяин действительно позвал Федю, старого смотрителя и возчика, зимой приглядывавшего за усадьбой.
— Федя, милый мой, — вскричал Афанасий, как только тот переступил порог, конфузясь, теребя в руках шапку, — разбуди меня на заре, с первым лучом, и телеги, те, большие, для груза, пусть приготовят и лошадей запрягут, нас ждет дорога, на весь день.
— Так точно, — отвечает Федя, в прошлом солдат, не забывший, что такое приказ.
Ночью действительно шел дождь, по сути дела слабенькая, теплая морось, отголосок какой-то далекой грозы, едва прибившая пыль, но и этого было достаточно. Показалась заря, неся с собой свежесть и легкую прозрачную дымку, а когда уже вдали проявилась вереница верст на столбовой дороге и взошло солнце, лоскутья облаков все еще сновали по небу. В соседних рощах послышался щебет.
— Хороший будет денек, — замечает Федя сонному Афанасию, не зная, куда они отправляются, хоть бы сказал что.
Афанасий тут же просыпается. «Нет, бога ради, — думает он, — какой еще прекрасный день, только этого нам и не хватало».
— Почем знаешь? — спрашивает он Федю.
— Баба моя говорит, что когда после дождя поют дрозды, опять к хорошей погоде.
А, ладно, бабские россказни, успокаивает самого себя Афанасий и смотрит на небо. Облака сгрудились. С божьего благословенья, должен бы пройти хоть один ливень, всем бы пришлось кстати, и мне, и растениям, земля уж измучилась от жажды, размышлял Афанасий, гордый своим состраданием. Пусть будет дождь, чтоб создания в раю земном жажду утолили, молился он про себя, притворным тоном праведника, готовый и сам поверить в эту молитву.
И в самом деле, по дороге к имению графини Аллилуевой их то настигал летний проливной дождик, то следом на некоторое время проглядывало солнце, так несколько раз. Около полудня они добрались до имения. Их хорошо приняли, но переговоры шли тяжело, графиня явно знала цену своему товару и просила в три раза больше, чем Афанасий изначально решил заплатить. Он попытался было снизить общую сумму, но графиня заявила, что в ее доме, старом дворянском гнезде, никогда не торгуются. Афанасий в ответ на это разыграл последнюю карту: встал, внешне готовый уйти ни с чем, — на что графиня реагировала контрударом, сказав, что уступит ему в цене, если он купит больше, испугалась, конечно, потерять выгодную возможность, лето и так уже близится к концу, и лед мог бы остаться непроданным. Договорились они, как это обычно бывает в таких делах, где-то посредине, каждый из них был уверен, что надул другого; хотя Афанасию все-таки не давала покоя сумма, которую он должен был заплатить, но ему некуда было деваться.
На телеги погрузили двадцать больших глыб льда, обернув их соломой и конскими попонами, и сразу же двинулись в путь. Отзвонили к обедне, Афанасий рассчитывал, что, если отправятся вовремя, то уже в тот же вечер он сможет передать товар помещику М. Груз, однако, был слишком тяжел, и они двигались медленно, Афанасию казалось, что ужасно медленно. Телеги скрипели, и лошади тянули хорошо, но с напряжением.