Адамс Памела
Старомодная музыка
Памела Адамс
Старомодная музыка
Ждать осталось не менее четырех часов, а мне уже до того страшно, что руки трясутся. Под окном, выходящим на устье реки, у меня стоит столик, на нем - чай, а я все вглядываюсь вдаль, гляжу через мутную воду, за второй канал, тот, что поглубже, и различаю контуры острова Одинокого Дерева. И тут же отворачиваюсь. Надо постараться хоть что-то съесть. Когда настанет час, глупо будет потерять сознание - придется, чего доброго, ждать еще целый год.
Эти строки - подробный отчет о случившемся и о том, что, по-моему, вот-вот случится, - я пишу отчасти чтобы унять нервную дрожь, но главным образом ради тебя, Колик. Мне кажется, кроме тебя (и, конечно, Бетси), никому больше нет до меня дела, а я жестоко испытывала твое терпение. Но я-то поначалу не могла смириться с фактами, а потом меня все выслушивали только из вежливости, лишь бы ублажить. Даже ты, мой родной брат, единственный близкий человек, слушал меня именно так, хоть и делал для меня все возможное, спасибо тебе. В общем, эти записи я оставляю на столе в конверте с твоим адресом, а мистер Данкуорт отправит. Разумеется, если я не права и завтра по-прежнему буду здесь, то письмо сожгу. Коли удастся тебе отыскать человека, который всерьез изучает подобные явления, заручись его помощью; отныне для нас это - единственная надежда.
Как рано темнеет! Зажгу керосиновую лампу и запишу все с самого начала... а началось ровно год назад, день в день.
Когда мы с Фрезером приехали в Бентуотер, мистер Данкуорт - владелец большинства плавучих домов на реке - позволил нам разбить палатку рядом с тем плавучим домом, где у него что-то вроде кафе пополам с продуктовой лавкой. Помогая выгружать из машины туристское снаряжение, я угодила ногой в кротовую нору и растянула сухожилие. Местный врач перебинтовал мне ногу, дал болеутоляющее и посоветовал на несколько дней выкинуть из головы всякую мысль о туризме.
Я-то все равно хотела в поход, но Фрезер был против, вот мы и вернулись к мистеру Данкуорту и поделились с ним нашей неприятностью в надежде, что он сдаст нам один из своих домиков.
Приятно было сидеть там у него, на палубе, - под солнцем искрилось море, перекликались чайки. Но, как оказалось, все свои дома мистер Данкуорт успел уже сдать. Незанятым оказался только "Дарнли", пришвартованный в полумиле от нас, у земляного вала набережной; этот вал змеем вползал в широкое устье реки, защищая пойменные луга от мутных вод залива.
- А по правде-то говоря, именно на этой неделе мне бы вообще не хотелось сдавать "Дарнли", - заявил мистер Данкуорт. - Можете считать, что я рехнулся, но таково уж мое мнение.
Жена его, ставя на стол чашечки с кофе, туманно пробормотала:
- Сплошная чепуха. Одно суеверие, доложу я вам.
- Если мы снимем домик на плаву, моей жене не придется совершать утомительное путешествие, мистер Данкуорт. Дженни пока не в той форме, чтобы расхаживать. Мы вам были бы крайне признательны.
- Эх, это еще бабушка надвое сказала. Чудные дела творятся в том доме... д-да, Сэра, можешь смеяться сколько душе угодно, но, по чести, надо же предупредить молодежь.
Мы с Фрезером переглянулись. Запахло приключением.
- Какие же дела, мистер Данкуорт?
- Сплошная чепуха, - нетерпеливо повторила миссис Данкуорт. - Лет пять назад с "Дарнли" исчез один мужчина, только и всего. Но как знать, может, у него были свои причины, чтобы исчезнуть.
- Хорошо бы. Сэра, но здесь, ей-ей, кроется кое-что посерьезнее, и ты это знаешь. Во-первых, люди слышали музыку, которая неизвестно откуда взялась.
- Какую музыку? - полюбопытствовала я.
- "Рио-Рита", - торжественно ответил он. Для нас это было уж очень чересчур, и мы расхохотались. После этого мистер Данкуорт обиделся, рассказывать больше ничего не стал, а раздраженно сказал, что, коли мы хотим рискнуть, - дело наше, вот ключи, он же лично умывает руки.
Через полчаса мы переселились на "Дарнли". Эта переоборудованная баржа, ярко выкрашенная в желтое с черным, напоминала игрушечный ноев ковчег. Распаковавшись и попив чаю, мы уверовали, что нам, несмотря ни на что, предстоит отличный отдых. Ноге полегчало, и я надеялась, что наутро она совсем поправится.
Ближе к вечеру Фрезер вытащил на палубу парусиновые кресла и подложил груду подушечек мне под пострадавшую ногу (когда-то кто-то обозвал его "рыжим неуклюжим верзилой", на самом же деле он добрейший человек). Мы сидели в теплой мгле и потягивали коричневый эль, к которому он меня приохотил за три года супружества. Был отлив, и на ровных глинистых берегах обмелевшего устья сиял лунный свет; справа устье, сужаясь, терялось в лабиринте болот, слева же, ближе к гавани, мерцали далекие огоньки какой-то приморской деревушки. Все так мирно, тепло. Нам было очень хорошо.
Спустя примерно час внезапно похолодало, и мы услышали, как волны плещут о борт нашего жилища. Фрезер встал и заглянул за борт.
- Ого! Не ожидал, что вода так быстро прибудет. Сейчас самый разгар прилива.
- А Данкуорт-то, помнится, говорил, что следующий прилив будет в пять утра. Но, так или иначе, я продрогла, пойдем устраиваться.
Я первая услышала музыку, тихую, но вполне отчетливую. То был некий примитивный вариант чарлстона. Я еще с фырканьем сказала Фрезеру, что боялась услышать пресловутую "Рио-Риту". Через несколько минут донеслись плеск весел, скрип уключин, затем последовал толчок от удара о корпус нашей баржи.
- Гости? В такое время? - Фрезер опять подошел к борту, я заковыляла следом. При ярком лунном свете мы увидели ялик, а в нем - шесть или семь людей. Пассажиры ялика смеялись и болтали как ни в чем не бывало, но все же было в них что-то настораживающее. Что-то не то. Однако анализировать мне было некогда: один из мужчин уже обращался к нам.
- Всех желающих мы приглашаем принять участие в пикнике на острове Одинокого Дерева - во-он на том острове. Мы совершаем уже третий рейс, и все для нас - желанные гости. Хотите присоединиться?
Нас хором принялись уговаривать еще несколько из сидящих в ялике. Это была спевшаяся, разудалая компания. По-видимому, никого из них не беспокоил могильный холод, шедший от воды.
Фрезер поблагодарил и отказался, объяснив, что я не могу принять приглашение из-за больной ноги - мне не спуститься по трапу в ялик. Но я-то знала, как любит он веселые компании, и, глупая самоотверженная мученица, давай настаивать на том, чтобы муж отправился без меня.
Сидевшие в ялике дружно поддержали меня, и Фрезер решился; захватил теплый свитер, поцеловал меня и спустился по трапу "Дарнли" в ялик. Гребец оттолкнулся одним веслом и выплыл на середину устья. Я махала рукой им вслед и смотрела, как они пересекают устье и входят в узкий рукав, извивающийся меж заболоченных берегов. Они все еще были видны, пока выбирались из болот и шли к острову по другому, более широкому рукаву реки. Но вот луна скрылась за тучами, я потеряла ялик из виду, отвернулась, по-детски чувствуя себя брошенной всеми, и тут же сама над собой посмеялась.
Я улеглась в каюте и не сразу заснула - все прислушивалась к старомодной музыке, дребезжавшей над водами. Один раз прозвучала даже "Рио-Рита", и я улыбнулась, предвкушая, как расскажу мистеру Данкуорту, откуда здесь музыка, - если только не будет поблизости его жены. Все мелодии были приблизительно одного периода (по-моему, двадцатых годов), и вдруг я поняла, отчего пассажиры ялика показались мне странными. Из-за одежды. Шитые бисером платья, полосатые фланелевые куртки, соломенные шляпы... "Затейливый бал-маскарад", - подумала я. Порадовавшись тому, что так ловко разложила все по полочкам, я провалилась в сон.
Проснулась я при ярком свете солнца и обнаружила, что все еще одна. Пижама Фрезера аккуратно сложена на кресле, где я ее положила; на взбитой подушке - ни единой складочки. Ковыляя, я обошла салон, вторую каюту, затем накинула жакет и обыскала палубу. Для очистки совести вышла на сходни и убедилась, что наша машина стоит на прежнем месте.