— Ты должен определить для себя, в какой части могут находиться сокровища.
— Да, хорошо. Что-нибудь ещё? — спросил Ремо.
— Кое-что, — произнесла Анна многозначительно. — Я говорю о твоей семье.
— Давай заниматься делом. Где эти специальные линии?
— Мы в них не уверены.
— Это не страшно. Если ты смогла обратиться к Смитти, то я могу обратиться к синанджу. У нас есть специальная секретная линия, — сказал Ремо.
Он не стал говорить Анне о существовании американской системы связи с Россией через Кубу. Ремо ничего не понимал в теории электроники, у него были только отрывочные знания по этому вопросу.
В конце концов, дело заключалось в том, что кто-то должен воткнуть красный штепсель в красное гнездо.
— Все наши линии прослушиваются КГБ, имей это в виду.
— Почему ты предупреждаешь меня?
— Потому что, несмотря на ваше представление о Советской России, КГБ, армия и специальные секретные помощники Генсека не составляют единого монолитного блока, а похожи на ваши превосходные маленькие жареные булочки, дорогой, — сказала Анна.
— У вас острый язык, леди, — сказал Ремо.
Ремо снял телефонную трубку с рычага. Это был телефон, выполненный в старом стиле из пластика и всё ещё пахнущий фабрикой.
Смит взял трубку и тут же перевёл разговор в Синанджу, следя за тем, чтобы сигнал был достаточно устойчивым.
Так как телефон находился в доме пекаря, ответила мать Пу.
— Позвольте мне поговорить с Чиуном, пожалуйста.
— Пу рядом со мной, — ответила мамаша.
— Я хочу поговорить с Чиуном. Это по делу.
— Твоя законная жена находится здесь и каждую минуту надеется услышать голос своего мужа. Она проплакала все глаза.
— Да, хорошо, позвольте мне поговорить с Чиуном, — сказал Ремо. Он улыбался Анне. Анна в ответ улыбнулась ему.
— Я даю тебе Пу.
— Пу, позволь мне поговорить с Чиуном, — сказал Ремо.
— С тобой в комнате находится другая женщина, — угадала Пу.
— Это служебный телефон, и я хочу поговорить с Чиуном.
— Ты даже не довёл до конца наш брак, а уже обманываешь, — воскликнула она.
Анна не понимала азиатский язык Ремо, которым он пользовался при разговоре с синанджу. Но некоторые вещи она понимала хорошо.
Когда Ремо наконец получил передышку, пока звали Чиуна, она спросила:
— Ремо, у тебя есть подружка в Синанджу?
— Нет, — честно ответил Ремо.
— Тогда что за женщина, с которой ты говорил по телефону?
— Почему ты думаешь, что это была женщина?
— Ремо, я знаю, как мужчина говорит с женщиной. Кто она?
— Это вовсе не моя подружка. В этом нет ничего романтичного.
— Кто это, Ремо?
— Моя жена, — ответил он. Он вернулся к телефону. Чиун был на проводе.
— Арисон в России. Он может развязать третью мировую войну. Где я могу найти его?
— Третья мировая война — это его дело. Не наше. С тех пор как он оставил нас в покое в Юго-Восточной Азии, я перестал следить за ним.
— Меня это интересует. Где он?
— Ты всё ещё не вернул сокровища, брат мой?
— Где он?
— Так не говорят со своим отцом.
— Маленький Отец, пожалуйста, скажи мне, где он. Я в России, и я не могу тратить время на его поиски.
— Хорошо, если он находится в этой современной стране, которая зовётся Россией, он должен быть в Сибири. Где-то в татарском лагере между Владивостоком и Кубском. Я думаю, что он, вероятно, там. Очевидно, он надеется возместить все полученные ранее убытки.
— Спасибо, Маленький Отец, — сказал Ремо.
— Пу хочет что-то сказать тебе.
— Я поговорю с ней, — сказал Ремо по-корейски, — но только потому, что я в долгу у тебя.
— Ты в долгу у меня, Ремо? Ты в долгу у меня за многое. Но ты можешь заплатить долг, сделав одну маленькую вещь. Она здесь. Здесь, дорогая, не плачь. Ремо не собирается обесчестить тебя и своего собственного отца и будет вести себя как мужчина. Говори свободно, Пу.
— Ремо, я скучаю по тебе. Скорее возвращайся домой.
— Спасибо тебе, — сказал Ремо и, повернувшись к Анне, рассказал ей о татарском лагере между Владивостоком и Кубском.
Она разложила карту на своём импортном стеклянном кофейном столике и начала циркулем считать тысячи миль.
— Мы называем это место племенной землёй.
Странно, что Чиун слышал о ней. При царе каждое правительство ссылало туда людей, которые выступали против режима. Мы не беспокоим их, и они не беспокоят нас. Каждый год правительство посылает им зерно и корм для лошадей. Даже если мы голодаем, мы всё равно посылаем им зерно.
— Почему? — спросил Ремо.