Шеннон насмешливо прищурилась.
— Неужели? Вот спасибо, осчастливил. Снял камень с души.
— Дай мне пять минут. Выслушай меня, прошу, и я уйду.
Тут дверь распахнулась и в кухню ввалился перепачканный краской рабочий с лестницей на плечах.
— Гляди веселее, ребята, — жизнерадостно провозгласил он. При этом лестница угрожающе накренилась. Митч еле успел отвести голову.
Когда рабочий с лестницей скрылся из виду, Митч повернулся к Шеннон и обнаружил, что она в одиночку тащит тяжелую раковину. Прежде чем он успел двинуться с места, раковина уже была установлена в приготовленное отверстие, а Шеннон, не обращая на Митча ни малейшего внимания, принялась измерять диаметр водопроводной трубы.
Митч растерянно провел рукой по волосам. Да, Шеннон, судя по всему, не собирается сделать ни шагу ему навстречу.
— Шеннон…
— Дай-ка мне замазку.
— Что?
Она указала ему взглядом, и он протянул ей остроконечный тюбик.
— Мне надо поговорить с тобой.
— Надо, так говори, — смилостивившись, пробурчала поглощенная трубой Шеннон.
Вконец обиженный, Митч вдруг схватил ее за плечи, повернул лицом к себе и жадно прильнул к ее губам. Поцелуй длился долго; тело Шеннон становилось все податливей, а руки гладили шею Митча.
Но когда он наконец отпустил ее, она отскочила прочь как ошпаренная.
— Я вижу, ты верен себе. Теперь ты доволен? Мне можно наконец заняться делом?
— Подожди.
Потолок вновь задрожал от грохота. Где-то рядом визжала дрель — так пронзительно, что у Митча заломило зубы. Он возвысил голос, перекрикивая эту какофонию звуков:
— Я люблю тебя, Шеннон! Ты слышишь? Я люблю тебя!
Внезапно грохот смолк, дрель замерла — казалось, весь дом, затаившись, ждет ответа Шеннон. Митч перевел дух. Щеки Шеннон пылали.
Схватив Шеннон за руку, Митч потянул ее прочь, не обращая внимания на любопытные взгляды рабочих, которые попадались им по пути. Наконец он отыскал укромный уголок — пустую ванную комнату. Вошел и прижал Шеннон к двери, словно хотел пригвоздить ее к месту.
Шеннон закрыла глаза. Да не почудилось ли ей? Он сказал… Неужели он сказал, что любит ее? Грохот вновь оглушил Шеннон. Нет, это не молоток, это ее собственное сердце, догадалась Шеннон. Митч совсем рядом, она чувствует, как его дыхание щекочет ей щеку. Это не сон. Это явь. Митч перед ней наяву.
Она пристально посмотрела на него.
— Ты сказал сейчас… Это правда?
— Правда, — просто ответил он. — Сам не знаю, как это случилось. Может, я полюбил тебя, как только увидел, в ту же минуту. А может, это постепенно прорастало во мне — тихо, незаметно, и я сам не понимал, что со мной творится. Одно скажу — я тебя люблю.
Ее отражение в зеркале почему-то затряслось. Неужели ее бьет такая дрожь, удивилась Шеннон?
— Неделю назад я бы все отдала, только бы услышать от тебя эти слова. А теперь… теперь слишком поздно.
— Не говори так. — У него вдруг сел голос. — Не говори.
— Но это правда. За эти дни я кое-что поняла. Ты хочешь, чтобы я переделала свою жизнь по твоему разумению, а я этого не могу.
— Я знаю, ты… ты мне не поверишь, — запинаясь, начал он, — но ты мне нужна такой, какая есть. — Он глубоко вздохнул и заговорил горячо и торопливо: — Сначала я хотел возродить прошлое, это так. Возродить свои детские воспоминания… Думал, у нас с тобой будет все так, как у моих родителей, — настоящая семья, крепкая, старомодная семья. Островок спокойствия и уюта в этом безумном мире.
Робкий проблеск надежды мелькнул в душе Шеннон, но она погасила эту надежду. К чему новые разочарования и новая боль?
— Что ж, красивая мечта. И если тебе пока не встретилась подходящая женщина, это еще не повод от мечты отказываться.
— Но такая женщина мне встретилась.
Шеннон покачала головой.
— Не надо себя обманывать. Мы с тобой слишком разные, и мы разного ждем от жизни.
— Нет. И ты, и я — мы мечтаем о семье, о том, чтобы наша жизнь была наполнена любовью и нежностью.
— А дети, Митч, как быть с ними? Я люблю их, это правда. Но не буду кривить душой — я ужасно боюсь их. Когда рядом дети, слишком многому приходится учиться и слишком многим расплачиваться за ошибки.
— Мы с тобой будем учиться вместе. И исправлять ошибки — тоже вместе.
— А как же Гилберты? Мы вместе будем отстаивать наше право на детей?
Митч стиснул зубы.
— Да.
— А если проиграем?
— Не проиграем.
— Тебя послушать, все так просто.
— Конечно. Двое любят друг друга — что может быть проще?
Голос его внезапно дрогнул, и Митч отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слезы. Вздохнул, вытер глаза и устремил на Шеннон вопросительный взгляд.