В июле 1914 г., с началом Первой мировой войны, карьера Романова сделала крутой поворот — и опять по вине его покровителя Б. Е. Иваницкого, который был назначен председателем Комитета Российского общества Красного Креста на Юго-Западном фронте со штаб-квартирой в Киеве. Иваницкий призвал Романова к себе на пост своего товарища (заместителя). Ю. И. Лодыженскому, начальнику Киевского лазарета Красного Креста имени великого князя Михаила Александровича, Романов, как помощник Иваницкого, запомнился в 1915 г. «чрезвычайно дельным и корректным». Это был, отмечал Лодыженский, «человек неизменно очень тактичный и сдержанный (в противоположность своему начальнику сенатору Иваницкому)». К 1917 г. Романов в глазах Лодыженского принадлежал уже к числу тех деятелей, которые характеризовались им как «выдающиеся работники Красного Креста с общепризнанным авторитетом». После Февральской революции, благодаря тому что Алексей Федорович Романов являлся членом Президиума Чрезвычайной следственном комиссии Временного правительства, Владимир Федорович имел возможность одним из первых ознакомиться с результатами расследования деятельности экс-императора Николая II и императорского правительства. Такие честные члены комиссии, как А. Ф. Романов и В. М. Руднев, должны были признать, что Николай II и представители верхушки старорежимного чиновничества каких-либо преступлений, в том числе и уголовных, не совершали[39]. Тем не менее Временное правительство продолжало держать под арестом царскую семью и некоторых сановников, утаивая от широкой общественности правду, которая могла роковым образом отразиться на легитимности нового режима.
Пребывание В. Ф. Романова на посту одного из руководителей РОКК, да еще в Киеве, стало, пожалуй, самым драматическим периодом его жизни, если принять во внимание, что в условиях революции 1917 г. и Гражданской войны с марта 1917 по июнь 1920 г., за тридцать девять месяцев, власть в городе менялась пятнадцать (!) раз[40]. Все это время, до декабря 1918 г., Романов оставался на своем красно-крестном посту, одновременно, после прихода к власти 29 апреля 1918 г. гетмана П. П. Скоропадского, занимая должность товарища державного секретаря, ведавшего делопроизводством Совета министров, а затем — сенатора Державного Сената Украинской державы.
Идя на службу к гетману, Романову не надо было кривить душой и изменять России, поскольку хотя Скоропадский и опирался на германо-австрийские войска, но сами эти войска пришли в Малороссию по приглашению не гетмана, а его предшественницы, социалистической Украинской центральной рады. «Великороссы и наши украинцы, — излагал Скоропадский собственное кредо, — создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так наивно любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо. Нельзя упрекнуть Шевченко, что он не любил Украины, но пусть мне галичане или кто-нибудь из наших украинских шовинистов скажет по совести, что, если бы он был теперь жив, отказался бы от русской культуры, от Пушкина, Гоголя и тому подобных и признал бы лишь галицийскую культуру; несомненно, что он, ни минуты не задумываясь, сказал бы, что он никогда от русской культуры отказаться не может и не желает, чтобы украинцы от нее отказались. Но одновременно с этим он бы работал над развитием своей собственной, украинской, если бы условия давали бы ему возможность это делать. Насколько я считаю необходимым, чтобы дети дома и в школе говорили на том же самом языке, на котором мать их учила, знали бы подробно историю своей Украины, ее географию, насколько я полагаю необходимым, чтобы украинцы работали над созданием своей собственной культуры, настолько же я считаю бессмысленным и гибельным для Украины оторваться от России, особенно в культурном отношении. При существовании у нас и свободном развитии русской и украинской культуры мы можем расцвести, если же мы теперь откажемся от первой культуры, мы будем лишь подстилкой для других наций и никогда ничего великого создать не сумеем»[41]. Понятно, что Романов мог бы подписаться под каждым словом из приведенной цитаты.
После падения гетманата, с декабря 1918 по август 1919 г., Романов жил в Киеве на подпольном положении, не только в прямом, но и в переносном, точнее — экзистенциальном, смысле, пережив все ужасы петлюровского и большевистского террора. Седьмая, последняя, глава его воспоминаний, посвященная в том числе и этому периоду, своего рода новое издание «Записок из подполья» Ф. М. Достоевского, поражает тонкостью самоанализа и соотносится, по части описания террора, с другими источниками[42], хотя, конечно, не лишена антисемитских мотивов. Объясняя, почему нельзя считать антисемитскими фразы, которые могли показаться таковыми и которые в январе 1919 г. делегация евреев услышала от председателя Украинской директории В. К. Винниченко по поводу массовых избиений еврейского населения шомполами, А. Д. Марголин писал: «Вообще, каждого человека надо брать целиком, когда его судят. Нельзя по одной неосторожной фразе составлять суждение. Надо всегда учитывать и обстановку, и момент, когда эта фраза произносится. Участие еврейства в большевистском движении вывело из состояния душевного равновесия и трезвого, справедливо-объективного отношения к этому вопросу весьма многих испытанных борцов за права и свободу того же еврейского народа»[43]. В подтверждение своего вывода Марголин сослался на антисемитские пассажи из воспоминаний В. Д. Набокова[44] и Н. П. Карабчевского[45]. «И если Карабчевские и даже Набоковы, — отмечал Марголин, — могли настолько утерять правильное понимание и оценку всего происходящего и чувство меры и справедливости, если из-под их пера появились такие нелепые обвинения (Карабчевский) или такие неудачные выражения (Набоков), то нельзя в таком случае быть очень строгим к неосторожным словам, которые вырвались у Винниченко в самом начале, когда вопрос об участии евреев в большевизме еще не был и не мог еще быть основательно изучен и продуман»[46]. Если нельзя быть «очень строгим к неосторожным словам» лидеров Украинской директории, при благосклонном попустительстве которой с декабря 1918 по декабрь 1919 г. произошли 439 еврейских погромов, когда погибли 16 706 человек[47], то тем более не приходится говорить о строгости по отношению к повествованию Романова, не являвшегося антисемитом и принципиально осуждавшего еврейские погромы.
40
1) Временное правительство — 2 марта — 7 ноября 1917 г., 2) Украинская центральная рада — 7 ноября 1917 — 26 января (8 февраля) 1918 г., 3) большевики — 26 января (8 февраля) — 1 марта 1918 г., 4) Украинская центральная рада — 1 марта — 29 апреля 1918 г. (по ее приглашению 2 марта в Киев вошли германские войска), 5) гетман П. П. Скоропадский — 29 апреля — 14 декабря 1918 г., 6) Украинская директория — 14 декабря 1918 — 5 февраля 1919 г., 7) большевики — 5 февраля — 30 августа 1919 г., 8) Украинская директория — 30 августа — 31 августа 1919 г., 9) Добровольческая армия — 31 августа — 14 октября 1919 г., 10) большевики — 14 октября — 16 октября 1919 г., 12) Добровольческая армия — 16 октября — 16 декабря 1919 г., 13) большевики — 16 декабря 1919 — 7 мая 1920 г., 14) поляки — 7 мая — 12 июня 1920 г., 15) большевики — с 12 июня 1920 г.
41
47