Барон С[имолин], кроме кулинарного искусства, служил еще и драматическому искусству, хотя в общем имел мало данных для сцены. Я, делая ему рекламу, приходя в театр, громко среди публики спрашивал у кассы прежде, чем купить билет: «А Басанин (он играл под этой фамилией) участвует сегодня?» — и только получив утвердительный ответ, покупал билет; публика удивленно переглядывалась, так как играл он обычно второстепенные роли. Один летний сезон, уже будучи на службе, работал даже за плату в секретном порядке в какой-то профессиональной дачной труппе.
Не буду останавливаться на целом ряде других хороших, добрых, честных, стильных, нешаблонных людей, с которыми я встретился на первом месте моей службы; их было много. Служебный, деловой интерес представляли для меня те, которые уже стояли во главе самостоятельных частей отдела — «делопроизводств», так как по их знаниям и деловым качествам я мог судить, какой ценз требуется для продвижения по службе. В этой среде, так сказать, старших чиновников я познакомился также с рядом весьма незаурядных людей, о многих из которых сохранил на всю жизнь самые лучшие, полные уважения воспоминания.
Назову наиболее памятных мне.
Вторым помощником управляющего Земским отделом в первые годы моей службы был С. А. Куколь-Яснопольский. Внешне это был человек очень сухой, корректный, с умным лицом, всегда изящно одетый, обычно в визитке. Он был связан всю жизнь сердечной дружбой с другим помощником управляющего, о котором я говорил выше, Б. Е. Иваницким, через которого я впоследствии познакомился с С. А. и его семьей частным домашним образом; тогда только я узнал, какое благородное, доброе сердце, какая высокая корректность души скрывалась у С. А. за сухой внешней его корректностью. Это был русский джентльмен в полном смысле этого слова со всеми положительными национальными свойствами, с добавлением к ним европейского, скорее всего английского, воспитания. Излюбленная им отрасль дела была коннозаводство; специалисты признавали его одним из лучших знатоков лошади в России; он всегда следил за литературой о лошади, выписывал массу журналов и различные новинки в этой области. В товарищеском кругу за стаканом вина это был остроумный, спокойный, милый собеседник, от общения с которым делалось всегда как-то хорошо, чисто на душе, вероятно, от сознания, что есть на свете такие «уютные» люди, и что эти люди — русские, несмотря на свой английский облик. Глубоко религиозный человек и убежденный консерватор, он несколько затерялся, когда настало тревожное время в России; по себе он судил о других, не понял, не угадал той пропасти, в которую вел Россию последний министр внутренних дел Империи Протопопов, и продолжал добросовестно сотрудничать в ведомстве уже в должности товарища министра73. Но даже знаменитая Верховная Следственная Комиссия Временного правительства74, старавшаяся изыскать возможно более преступлений со стороны царской бюрократии, и та вынуждена была после первых же допросов отпустить на свободу благородного С. А., несмотря на служебную близость его к Протопопову; ни в чем, кроме честности, обвинить С. А. нельзя было.
С христианским смирением принял С. А. свою долю лишенного заработка, выброшенного за борт человека; личных средств у него не было, и он в зиму 1921 г[ода] скончался от материальных невзгод в нищете и голоде, считая все происшедшее Волею Бога, на которого нельзя роптать.