И вдруг старик отвел, почти оттолкнул его руку горячими трясущимися пальцами.
— Пусти, пусти, — услышал учитель прерывающийся взволнованный голос. — Не трогай меня, ведь я злодей твой… Знал бы, кто я, слова бы не сказал…
«Бредит», — решил Яков Александрович и спросил:
— Да что же вы мне такое сделали? Вспомните, ведь вы и видеть-то меня раньше не могли…
— Знаешь, кто отца твоего погубил? — спросил странник хрипловато, но неожиданно твердо.
— Майор Жаркий, — ответил Вербов. — Так ведь он уже помер давно.
— Не помер, — выговорил старик. — Скрыли неразумные люди…
Яков Александрович сидел как оглушенный, сразу поверив его словам. Он не знал, как это случилось, но, несомненно, рядом с ним был именно майор Жаркий, якобы умерший двадцать лет назад арестантом.
Довольно долго сидели они молча, и учитель чувствовал, что старик смотрит на него, ловит выражение лица, ждет, что он скажет и сделает…
Единственный звук, который слышал Вербов, было далекое постукивание телеги по щебню дороги.
— Вы куда же шли? — спросил он наконец.
— К Якову, к ней, к тебе, кого в живых найду… На места здешние взглянуть…
— А откуда?
— Из Сибири, второй год иду… Вот сил не стало…
Опять они замолчали. А Яков Александрович решал, что ему делать? Видел, что нет иного выхода, как помочь Жаркому увидеться с тем, к кому шел тот столько тысяч верст.
Стук телеги приближался. Она ехала в нужном направлении. Яков Александрович встал и пошел навстречу. Хотелось остаться одному, хоть ненадолго, собраться с мыслями.
Крестьянин-возчик, увидев одинокую фигуру на дороге, вытащил из-под поклажи ненасаженную косу и готовился встретить «лихого человека», но учитель скоро его успокоил, объяснив, что подобрал больного странника, которого надо довезти к деду. Оказалось, что мужик ехал тоже из города по Псковскому тракту за Высокое. Услышав имя Якова Федоровича, он охотно согласился помочь. Подъехали к старику и положили его на телегу. Он, видно, совсем ослабел.
И когда воз тронулся, Яков Александрович скорее угадал, чем услышал, вопрос:
— К Якову?
— Да, — сказал он.
Было близко к полуночи. Лошадь оказалась плоховата и плелась кое-как. А мужику еще в четырех верстах от Высокого надо было сдать куму городские покупки.
Долго ехали, долго стояли у избы, долго в окошко некая старуха ругала возчика, пока поняла, кто он и зачем. Долго они пререкались и торговались с проснувшимся кумом. Потом поили лошадь, мужичок тоже выпил и закусил малость. Наконец тронулись. Луна давно зашла, стало холодно. Яков Александрович приплясывал вокруг телеги в своем летнем пальтишке. Старик лежал неподвижно и молча, но когда во время стоянки учитель заглянул на него поближе, не помер ли, то встретил немигающий, напряженный взгляд.
Почти рассвело, когда показалось из-за поворота Высокое. Церковь, вышка «штабного» дома, а вон и дедова крыша выглянула. Кое-где из труб курился дымок. Было около шести часов. Наконец уже близко, едут по улице. Яков Александрович опередил воз и подошел к дедовым воротам.
Взявшись за щеколду, он услышал с детства знакомый звук топора, тешущего дерево, а также знакомый, негромко напевающий голос. Открыл калитку.
Дед стоял посреди двора, по-прежнему бодро и прямо. Одной рукой он держал доску, другой подтесывал ее. Новая белая деревяшка была у него на ноге. Очки на лбу.
С минуту он смотрел на внука, показавшегося в калитке. Но вот опустил топор, вот бросил доску.
— Яша! — воскликнул он. — Яшенька!
— Дедушка, — сказал Яков Александрович в волнении, — я не один…
— Не один? Неужто женился? — спросил дед.
— Нет, не женился еще… А нынче на дороге я странника подобрал, он к вам шел…
— Странник? Ко мне? — Дед поднял брови.
— К вам… Но вы только не волнуйтесь, вы его давно мертвым считали… А теперь он совсем болен… Может, не следовало к вам везти?.. — поспешно говорил Яков Александрович.
— Мертвым?.. Что ты несешь?.. Где же он?
Дед отстранил внука и распахнул калитку.
Старик стоял за нею, прислонясь к косяку. Длинная седая борода, худое морщинистое лицо, пыльное, порыжелое от солнца платье, грязные, разбитые сапоги — все ярко выступало в раме калитки.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
— Яков, — прозвучало чуть слышно.
— Свят, свят… — выговорил дед, отступая. — Егор Герасимович… Господи! — Голос изменил ему и прозвучал надтреснуто. Он пошатнулся.
Яков Александрович хотел поддержать деда, но тот уже стоял крепко и спросил: