Вскоре Гжесь-Лили начал кровоточить от настойчивых проявлений сочувствия Фрэнсис.
– В чем, собственно, дело с этими аксолотлями? – допытывалась она.
– Какое-то отклонение королевского сонника, – Гжесь извлек из своей головы «Морфея» и показал его на раскрытой ладони. – Я установил его и запустил, когда проводил с амбистомами тесты на щитовидку, и, похоже, эти паршивцы записались в него как шаблон. Или я просто страдаю какой-то аксолотлевой навязчивой идеей, о которой прежде не знал, и она всплыла только во сне – прямо по Фрейду, тридцать лет спустя.
– Я же тебе говорила, чтобы ты подождал с этим «Морфеем»! «Роял Альянс» – уже не твой дом, ты не можешь столь необдуманно глотать их софт.
Гжесь демонстративно снова воткнул в себя «Морфея».
Рори рассердилась. Ее раздражение начало кружить вокруг нее на крылышках микровалькирий, попискивая в маленький боевой рог.
Гжесь-Лили эмотировал улыбающегося Будду и показал Рори стоящее в зените созвездие Аксолотля.
– Нет ничего более бесполезного.
– Гм?
– Ambystoma mexicanum. Вся форма жизни впустую, в молоко, из-за дурацкого порыва эволюции. То, что должно было стать личинкой, переходной формой, размножается само по себе. И в итоге вся последующая зрелость этого создания оказывается полностью излишней, так, каприз природы. Зачем оно существует? Зачем?
– О чем ты говоришь?
– Мне приснилась настоящая история человека. Не знала? Никогда не чувствовала?
– Чего? Что?
– О настоящей жизни мы забываем в момент рождения. Пока мы нежимся в темных утробах матерей, пока мы лишь плоды – именно тогда мы являемся людьми, именно тогда мы обретаем полноту. А потом, потом… увы, мы вылезаем в мир, и теряем все это, забываем, и просто болтаемся по Земле, полутрупы, большие гниющие туши, инерция жизни на прямой дороге в могилу.
– Проснись! Человеческие плоды не размножаются.
– А нам не следовало трансформироваться. Мы впрыснули себе этот гормон, этот айэс – и что мы теперь помним человеческого? Что?
– Будто у нас вообще имелся выбор!..
Поскольку это был на одну треть сон, они одновременно находились на суше и под водой, хотя никакой воды вокруг не ощущали. Тем не менее аксолотли свободно плавали вокруг них и опекающих их кобр, а беспокойные эмоты тыкались в животы и хвосты уродцев-рыбоящеров.
Гжесь-Лили встал, протянув руку, и аксолотль улегся на ней от локтя до ключицы.
– Мы теряем ту настоящую жизнь, забываем ее.
– Сделай мне цивилизацию, – потребовал басом аксолотль.
– Что впрыскивает им тироксин, чтобы они повзрослели, чтобы перепрыгнули из личиночной стадии во взрослую особь. Всегда, всегда должен явиться кто-то извне – и только так можно силой вырвать их из аксолотлевости. Но зачем? Зачем?
Два других аксолотля уселись на Рори, но она не обращала на них внимания.
– Тебя гнетет, я же вижу и слышу, это классические симптомы уральской депрессии. Тебе нужно замедлиться.
– Нет-нет, хватит «Морфея», на этот раз только «Морфей».
Он добрался уже до половины шкалы. Сон накатывал теплой волной. Гжесь почувствовал, как она колышется, когда здание синтезаторной оторвалось от земли и медленно поплыло ввысь и вглубь континента, подгоняемое ночным ветром в паруса кобр на крыше.
За ними тянулись длинные кишки труб и кабелей, за которые цеплялись другие животные, кривая продукция «Чо & Чо».
Рори не сдавалась.
– Кто займется аппаратурой, если ты свихнешься? Я предпочла бы не терять тебя даже на эти пару недель, но если мне придется вообще тебя потерять… Что ты с ним делаешь?
(Аксолотль дул и пел в ухо Лили-Гжеся).
– О, он делится со мной тайнами вселенной.
– Сколько раз я тебя просила, чтобы ты скопировался и сдвинулся по фазе? Тогда ты постоянно был бы рядом в полном здравии.
– И что, думаешь, тебе бы это чем-то помогло? Ты слышала, чтобы трансформер совершил какое-нибудь открытие, чтобы он научился чему-то всерьез новому, сменил профессию или привычки? Пройдет еще десять тысяч оборотов Земли, но мы так и не обучим ни одного нового техника, у нас не появятся новые компьютерщики и генетики. Те же самые трансформеры будут перемалывать в металле те же крупицы знаний, гуглить по сокровищницам прошлого школьные рецепты полупроводников и РНК.
– Может, и так. Но все это – быстрее, успешнее, лучше.
Они дрейфовали над улицами кампуса, над стадионами и кортами. Лазерный взгляд высунувшейся за край крыши Ниобы очерчивал на земле одиночные детские силуэты, всегда окруженные стайками ириготи, мехами-опекунами и духами матерницы, освещая этих человечков 2.0, сынков и дочек из поздних приплодов, пяти-шестилеток и едва держащихся на ногах толстеньких карапузов, резвящихся под бдительными объективами автоматических нянек класса «люкс». Эти человекоподобные «спутницы жизни» для миллионеров, дизайнерски-сексуальные, под маркой Ива Сен-Лорана, Гуччи и Тома Форда, издали в самом деле выглядели как люди – создавая таким образом райские образы семей с детьми, матерей и отцов с их утехами.