Василий Химик
Старость: Энциклопедия позднего времени
Vassily Khimik.
The Old Ages: An Encyclopedia of Late Times.. 2024.
The book is devoted to the problems of human old age. Using numerous literary sources, various memoir revelations, and elements from his own life, the author discusses Russian words denoting old age and old men, presents various aspects of old age and its typical signs, examine the stages of aging, writes about old age and diseases, describe the features of senile sleep and the specifics of the memory of elderly persons, wisdom and problems loneliness, and finally, examines an aging person's approach to death. The work is intended for the elderly and for those who communicate with them, as well as for all those who sometimes think about their inevitable future.
На обложке:
Рембрандт Харменс Ван Рейн. Портрет старика в красном. 1654.
Эрмитаж. Санкт-Петербург. Россия
Onthecover:
Rembrandt Harmenszoon Van Rijn. Portrait of an Old Man in Red. 1654.
Hermitage. Saint-Petersburg. Russia
1. ПРЕДЫСТОРИЯ,
или «ОСЕННЕЕ РАВНОДЕНСТВИЕ»
Возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть.
Луций Анней Сенека
Существует интересное астрономическое явление: «осеннее равноденствие», когда в течение одних суток день становится равным ночи. В 2022 году это было 22–23 сентября. П
осле этого дня солнце начинает свой переход в южную часть земного шара, и на северном полушарии ночь становится длиннее дня.
Так и в жизни человека: наступает рубеж, после которого день, то есть время молодости, зрелости, постепенно уступает свой путь старости — «тёмному времени суток». Образ не слишком оптимистический, но мне он нравится как метафора перехода одной части человеческой жизни в другую. У человека тоже есть такой условный рубеж, «равноденствие» жизни: 50 лет. Красивая цифра, как говорят математики. Но если 50 лет — первая половина жизни, то, добавляя еще 50, получим 100 лет? Именно так, по В. Маяковскому: «Лет до ста расти нам без старости…». В этом заключается оптимистическая часть метафоры: столько, вероятно, будут жить люди в недалеком будущем. Хотя столетние старцы не такая уж редкость и сейчас, журналисты время от времени находят таких людей и рассказывают нам о них. Один из них — Ф. Г. Углов — петербургский врач-хирург, доктор наук, проживший 104 года и занимавшийся врачебной практикой, как об этом писали, до конца жизни.
Конечно, мы знаем немало людей, проживших больше 90 лет: 92, 96, 98… то есть почти до ста. Выходит, вторая половина жизни — это тоже 50 лет, или почти 50, которые мы можем или могли бы прожить…
Но есть и другая метафора, не менее интересная и даже более красочная. Кажется, Шолом Алейхем пустил в оборот шутливо-ироничное разделение человеческой жизни на две половины: путь на ярмарку — молодость, надежды на будущее, и с ярмарки — старость, движение к концу своей жизни.
При этом субъективное (а может быть, объективное?) восприятие каждого из этих движений, двух половин жизненного цикла, принципиально разное. Путь на ярмарку кажется очень долгим, именно так ощущает его «ездок», особенно в детстве, когда день от утра до вечера — это целая вечность. Молодость нетерпелива, она торопит, подгоняет жизнь, юному хочется поскорее стать взрослым, сделать карьеру, быть самостоятельным. Путь же с ярмарки, напротив, — стремителен: у взрослого состоявшегося человека дни проходят необыкновенно быстро, и чем ближе к концу, тем, кажется, пролетают они скорее. Академик Д. С. Лихачёв видел это соотношение несколько иначе: «С рождением человека родится и его время. В детстве оно молодое и течет по-молодому — кажется быстрым на коротких расстояниях и длинным на больших. В старости время точно останавливается» [Лихачёв 1995, с. 7].
Но прежде чем пуститься в рассуждения о второй половине жизни, я хочу специально задержаться на том, что разделяет молодость и старость, о рубеже между ними, о «равноденствии», или «ярмарке» жизни, к которой все мы так спешили смолоду, об удивительном периоде достижения желаемого, о зрелости и её плодах, которых мы так хотели и получили (или не получили?), и от которых потом начинаем стремительно удаляться.
Моя «ярмарка» сложилась именно к пятидесятилетнему возрасту, когда я достиг, в основном, всего, что следовало в избранном мной пути: ученые степени, научные звания, должности, лекционные курсы, публикации и прочее. Я даже стал уставать от всего этого благолепия, плодов зрелости, как вдруг оказался в Южной Корее, в столичном Университете Sungkyunkwan в должности приглашенного профессора.
В Корее всё было иначе, чем в моем Петербургском государственном университете: умеренная, вполне разумная учебная нагрузка преподавателя, несравнимо бóльшая зарплата, собственный просторный кабинет (чего в России у меня не было никогда, даже как у заведующего кафедрой) и масса свободного времени. Занятия, кажется, простые — обучение практическому русскому языку как иностранному, что обычно делают рядовые преподаватели, но корейским университетам подавай профессоров. Впрочем, эта учебная простота кажущаяся: такая работа требует специальных знаний, умений, методического опыта и даже определенных психологических навыков. Все это у меня было, но с годами порастратилось, подзабылось, и я вдруг снова почувствовал себя в начале пути, молодым наставником. Я приходил в аудиторию, увлекался и… забывал о своем реальном возрасте. Этому активно способствовали и мои студенты, особенно студентки — необыкновенно веселые, смешливые, кокетливые. Мы с женой (Ирина, как и всегда, была на этой нашей «ярмарке» вместе со мной) ласково называли