— Да! Вы когда-нибудь имели дело с кучей мерзавцев, которые замышляют какую-то пакость? Мне приходилось, и клянусь, именно это сейчас и происходит.
— Я могу такое представить в армии, но в Сан-Антонио… Где самый молодой давно разменял седьмой десяток…
— Да-да звучит безумно, но так и есть. Это невозможно доказать и даже внятно объяснить. Где-то шепот за спиной, где-то косой взгляд, потом начинают вещи пропадать…
— Но какую пакость могут замышлять монахи? С помощью рясы…
— Не представляю, а вы, — аббат Лоран уселся напротив и ткнул пальцем в грудь Андре, — разузнайте!
Разнюхивать козни в старом монастыре — этого еще не хватало! Доктор так и знал, что остановка в горах ни к чему хорошему не приведет. Слишком все плохо складывалось в последнее время; следовало еще на подходе к Пиренеям повернуть назад. Если бы не это письмо от старого наставника Андре… Снова любопытство сыграло с ним злую шутку.
— Я был бы рад помочь, но с трудом себе это представляю. Мирянин среди почтенных старцев — половина и разговаривать со мной не станет. В таких делах требуется полное доверие к следователю.
— Тоже мне, почтенные! — воскликнул аббат. — Да половина из них из бедноты, двое вовсе иностранцы. Заговорят как миленькие. А надумают молчать — пугайте моим распоряжением…
— Сомневаюсь, что это поспособствует сближению. И потом, разве вы не являетесь духовным отцом своих братьев? Ведь существует таинство исповеди, где ничего не укроешь. Почему бы не воспользоваться этим?
Настоятель безнадежно отмахнулся:
— Вы слишком хорошо о них думаете. На исповеди никто в подробности не вдается: грешен, да и все. За первые пару лет в этой должности я получил несколько жалоб на скуку, но после — ничего. Кучка старых бездельников — вот кто они такие!
— А если прямо спросить насчет рясы? — полюбопытствовал доктор.
— Это все-таки не трибунал, они не обязаны отвечать.
Андре показалось, что в голосе коменданта звучало сожаление. Ничего удивительного — этот человек наделен практически абсолютной властью и в то же время совершенно беспомощен. Тут и умом недолго тронуться. Вообще неоднозначность положения Сан-Антонио и его обитателей наводила на невеселые размышления. Было бы интересно немного распутать их дела, а если удастся чем-нибудь помочь — вовсе замечательно. В конце концов, ему тоже требуется их помощь.
— Я займусь этим делом, — сказал доктор. — Однако оно будет непростым. Чтобы войти в доверие к монахам, мне понадобится время. По несчастливой случайности конь захромал, и это объяснит, причину нашей задержки тут. Его нужно перековать в деревне, и еще несколько дней потребуется для восстановления сил.
— Великолепно! Брат Дамьен видел вашу рекомендацию, думаю другие братья уже в курсе, кто вы такой. Поживите между ними, затевайте разговоры о том, о сем… Между прочим, у братьев Армана и Серхио больные спины — вы могли бы как врач…
— Этим недугом я не занимаюсь, да и медицинскую практику давно оставил, отдав предпочтение следственной, — поспешно ответил Андре. — Впрочем, тема для начала беседы и вправду отличная, благодарю… Если позволите, я для начала задам несколько вопросов вам.
— Задавайте, — кивнул настоятель.
— Вы вели речь о заговоре. Понимаю, что полной ясности здесь быть не может, но нет ли у вас каких-либо догадок о том, чего вообще ожидать?
— Чего угодно! В армии я бы заподозрил дезертирство или кражу. Но здесь — ума не приложу, что они затевают.
— И вы считаете, речь идет о злодействе, в котором участвуют несколько человек?
— Только о нем. Один тут не справится. Монахи как солдаты — весь день на глазах друг у друга. Без взаимовыручки никак: кто-то обязательно узнает и…
— Донесет начальству? — с улыбкой подсказал Андре, когда отец Лоран запнулся.
— Да. Доносчиков никто не любит, но они необходимы. Как правило, нижние чины затевают такую дрянь, что своевременное наказание идет только им во благо.
— А в вашем монастыре есть такой человек?
Снова замявшись, настоятель решительно покачал головой. Но Андре и не нужно было прямых ответов. Без сомнений, доносчиком здесь может быть только брат Дамьен. Это следовало из его привычки держаться обособленно и угодничать перед каждым. Безупречная вежливость и в то же время отстраненность летописца говорили сами за себя.
Однако, если остальные монахи что-то и затевают, он может попросту не знать об этом. Едва ли такому человеку доверят информацию о готовящемся заговоре. Он почти все время проводит с настоятелем, корпит над монастырскими счетами и летописью. Если старик ни с кем особенно не ладит, неудивительно, что местные интриги обошли его стороной.