— Простите, я не хотела.
— Думать сначала надо, а потом делать! — она гневно сдула упавшую на лоб прядь волос.
— Не ругайтесь, пожалуйста. Можно я вам помогу? Белье развешу… Или сниму? — я невинно захлопала глазками.
— Ладно. Пошли со мной в постирочную, поможешь мне корзины перетащить. Хотя не знаю, будет ли с тебя прок, — она скептически оглядела меня с ног до головы. — Тощая ты какая-то.
— Зато выносливая.
— А это мы увидим.
Делать нечего, пришлось оставить у стены метлу и идти следом за прачкой.
В постирочной было очень жарко и влажно. Пар витал белыми клубами над тазами, в которых кипело белье. Пахло чем-то неприятным, похожим на застарелый жир. Мыло у них такое, что ли? Несколько девушек, потных и раскрасневшихся, склонившись над тазами, усиленно терли белье о ребристые доски. Если Аглая меня сюда определит, я же сдохну здесь!
Тем временем моя новая знакомая подняла большую плетеную корзину и указала мне на корзину поменьше:
— Бери, коль утянешь.
Со вздохом я схватилась за ручки и, поднатужившись, едва приподняла корзину. Согнувшись в три погибели и перебирая в голове все крепкие ругательства, я потащила корзину к выходу.
Прачка подтрунивала надо мной:
— А говорила сдюжишь! Тебе каши надо есть побольше. Скажу Аглае, чтоб откармливала тебя.
Наконец мы дошли до веревок, растянутых на столбах. Как только прачка поставила свою ношу на землю, так и я с резким вздохом опустила свою.
— Хилая ты, но упрямая, — вынесла она свой вердикт. И непонятно было, то ли она меня похвалила, то ли отругала.
— Не сможешь ты корзины таскать. Но если желание помочь не пропало, можешь эти портки развешать. А я еще партию принесу.
Посмотрев некоторое время, как я справляюсь с заданием и, видимо, удовлетворившись результатом, она ушла за стираным бельем.
А я осталась развешивать мужские портки, косясь с надеждой на башню, в которую мне было жизненно необходимо попасть. Отчаянная мысль бросить все и бежать к неприметной двери пульсировала в голове. Успею ли? А если дверь заперта? А если главная по прачкам увидит меня там и заподозрит в нездоровом интересе к Кощеевой башне? Не в том я сейчас положении, чтобы рисковать.
Словно в ответ на мои раздумья заветная дверь тихо скрипнула, и из башни появилась маленькая фигурка.
— Софка! — крикнула я и, бросив чью-то ночную сорочку обратно в корзину, побежала к царевне.
Остановившись буквально в полуметре от девочки, я с ужасом уставилась на нее.
За то время, что я ее не видела, девочка сильно изменилась — немного вытянулась, но при этом похудела и осунулась. С ее лица исчез здоровый румянец. Кожа стала бледной и почти прозрачной. На висках просвечивали голубые жилки. Девочка таяла.
— Что с тобой? Тебя пытают? Голодом морят? — я внимательно осматривала ее запястья, ища следы от кандалов.
Она настороженно смотрела на меня, а потом бросилась ко мне, обняв и уткнувшись носом в грудь.
— Яга! Я знала, что ты придешь! Знала, — всхлипывая, выдохнула она.
— Но как ты поняла, что это я?
Я успела испугаться, что опять превратилась в старуху.
— Почувствовала.
— Мы выберемся отсюда, — я погладила царевну по голове. — И больше никто тебя не обидит.
В сердцах я снова отругала браслет, который ничем не соизволил намекнуть, что Софка больна.
— Но меня никто не обижает, — она наконец отлипла от меня и слабо улыбнулась.
— Ты выглядишь так, будто на тебе тут пахали, а кормить забывали.
— Нет, — она печально покачала головой. — Но я и вправду очень устала. Я вливаю в него силы, а лучше ему не становится, — разрыдалась вдруг в голос царевна.
— Ты про Кощея?
Она кивнула.
— Все ясно. Он украл тебя, чтобы силы из тебя тянуть, — многозначительно сказала я, хотя мне было совсем ничего не ясно.
— Это я его… украла, — потупившись, призналась Софка.
— А ну-ка с этого момента поподробнее.
Наверное, задурил Кощей малышке голову (мол, это ты меня в плен берешь), чтоб проще было похитить доверчивого ребенка.
— Ну… — Софка посмотрела на меня исподлобья. — Все во дворце только и говорили о поимке Кощея. А я подумала, что раз он великий колдун, то и батюшке моему помочь сможет. Батюшке очень плохо.
Вот тут я бы поспорила. Не сказала бы, что Берендею было плохо, ему было никак. Абсолютно фиолетово на все происходящее.
— Да, я заметила, что он слишком погружен в себя, — дипломатично заметила я.