Куда в таком состоянии идет молодая и... брошенная? Разумеется, в ближайший платный туалет, где умывается, красится по-новой...
Спустя время я сидела в кабинете редактора, а он уже просматривал мое интервью с красоткой-хабалкой Марселиной и одобрительно хмыкал:
- Ну молодец! Ну обработала! - высказался, наконец. - Блеск! Полный блеск!
- Значит, имею право просить выполнить мое единственное желание?
- Проси. Только не в денежном выражении. Вот найдем спонсора...
- Больше от меня никаких светских сплетен не дождетесь. Кончено! За меня их насобирает славная девочка-стажерка Светочка. Я же меняю профессию. Подробности не раскрою. Если получится все, как задумала, - материал прогремит если не на всю Россию, то на половину уж точно. Если, конечно, меня там не вычислят и не прикончат...
- А что? А что? Любопытное предложение. Сколько времени тебе надо?
- Около месяца.
- С чем связано, с какой стороной жизни?
- С самой жизнью и смертью.
- На кладбище, что ли, устроишься?
- Не совсем...
- Согласен. А что? А что? Надо газету вытаскивать из трясины. Про рынок твои изыскания хорошо пошли, с громом! Ну что ж... Ну лады... В случае чего звони. Я всем что скажу? Куда подевалась?
- Уехала... Взяла отпуск без содержания... аллергию залечивать. На Алтай к бабке-травнице... Я слышала, есть такая... Вот к ней.
- Ну что ж... ну что ж... - Макарыч пребывал ещё какое-то время в легкой задумчивости, потом аккуратно переложил свою единственную серую прядку поближе ко лбу и окончательно смирился с необходимостью послать меня на подвиг:
- Иди! С Богом!
Михаила в редакции не было. Я его дождалась. Он немного удивился, что вот я такая усидчивая. Мы вышли с ним на улицу.
- Готов мне помочь?
- Докладывай, автомат с подствольным гранатометом у меня уже в руках.
- Шутишь. Но именно ты мне можешь помочь. Потому что знаешь Удодова и, наверное, знаешь, что он директор Дома ветеранов...
- Знаю. Он звал меня несколько раз, чтобы снимал его знаменитых ветеранов. Он любит, чтобы про его Дом в прессе мелькали хорошие слова и снимки соответствующие. В инстанциях его тоже хвалят.
- А, по-твоему, кто он? Кем он был, когда ты его снимал? Ну тот снимок, на стене в твоей комнате?
- Десять лет назад дело было... Он сеансы давал в клубах, Дворцах. Как экстрасенс. Народу собирал тьму-тьмущую. В Сибири. Бывший спортсмен. Пробовал машины из Японии возить и торговать не поделил что-то с рэкетирами. Избили до полусмерти. Воспрял и - в экстрасенсы. С авантюрными наклонностями мужичок. Как попал в директора этой великосветской богадельни - ума не приложу.
- Он тебе чем-то обязан?
- Есть немного. В том городишке, где он изображал экстрасенса, его зажала в угол местная шпана, чтоб денежки отнять. Не помогли ему "космические связи" ни хрена. Я вломился в ситуацию и выручил бедолагу.
- Очень хорошо. Даже восхитительно, - сказала я. - Значит так. Ты ему позвонишь, спросишь, надо ли чего поснимать, мол, выдался свободный день, а там и закинешь удочку насчет меня.
- Это зачем же тебе? Решила в богадельне жить?
- Именно. Скажешь Удодову, что я - твоя знакомая, что приехала из Воркуты, что зовут меня Наташа, все документы в порядке, работала в детском саду, теперь в Воркуте жуть, поэтому и подалась вместе с матерью в Москву. Мать нанялась работать на даче у одних богатеев, а я, то есть Наташа хочет осмотреться, пристроиться с тихом месте, чтоб потом попробовать в медицинский институт... Такая есть голубая у неё мечта.
- Он может спросить, почему не в торговлю? Уборщицам ведь гроши платят.
- Ответ: не все умеют торговать. Она боится, что её подставят. Она, кроме того, не хочет работать там, где грубость, мат... И не на всю же она жизнь идет в Дом... Попробует, не понравится - подыщет себе место получше. И вообще время нынче такое... ученые вон кастрюлями торгуют, офицеры по ночам вагоны разгружают, а бывший дворник на "мерседесе" по Европам раскатывает.
- В нелегалы собралась, значит... Может, не надо?
- Надо, Миша, надо. В этом богоугодном заведении...
И я рассказала ему про смерть актрисы Мордвиновой-Табидзе, про убийство Павла из-за вазы, а может, из-за дачи, про то, как гардеробщица попала под машину после того, как сказала нам роковые слова: "Старуху убили. Жить здесь страшно". И про свои подозрения - покойниц грабят...
Михаил, естественно, удивился, почему всем этим делом не занимается следствие прокуроры там всякие. Рассказала ему, как мы с Маринкой ходили по кабинетам правоохранителей и что там услышали.
- Чудные вы, все-таки, отдельные женщины, которые в газетах работают, сказал Михаил. - Нет чтобы личные дела устраивать, богатых мужей искать...
Мы пришли к нему домой. Он при мне позвонил Удодову и нажал ту кнопку на "Панасонике", которая врубает звук, слышный при желании даже на улице.
- О, Миша! - услыхала я голос Виктора Петровича. - Что вдруг вспомнил обо мне?
- А интересно узнать: не ты ли мелькал с длинноногой брюнеточкой на тусовке в "Рэдиссон-Славянской", где киношники собрались? Недельку назад?
- Брюнеточка понравилась?
- Классная девочка, классная!
- Только таких и держим!
- Рад за тебя, Витя, искренне рад. Воровать не стану. Есть просьбишка.
- Всегда готов! Попутно не исполнишь ли мою небольшую?
- Излагай.
- Надо бы снимки сделать ты бы взялся... порадовал наших ветеранов? Как они обедают, гуляют-отдыхают... Снимков десять. Мы их на стенде повесим. Старые отыграли свое. Сам понимаешь, такой у нас контингент - сегодня жив старичок, книжку читает, на гитаре струны перебирает, а завтра... исчез. Мы, конечно, можем заплатить, но, сам понимаешь, не деньгами, деньжатами... Но Бог тебе припомнит это деяние! Доброе отношение к стареньким - благое дело, Миша!