Выбрать главу

В Петербурге появляться нельзя, оставаться в Москве тоже. Что предпринять? Выход один: ехать в Верхнюю Троицу, куда еще весной отправилась семья переждать там трудное время.

И радостной и горькой была в тот раз встреча с матерью — Марией Васильевной. Соскучилась она по сыну. Но ведь понимала: не от хорошей жизни вернулся Михаил. Он сам не знал, на какой срок. Конечно, мужчина в доме был очень нужен. Иван-то Калинович, отец Михаила, умер больше трех лет назад, оставив на Марию Васильевну все хозяйство. По дому, со скотиной, на огороде она управлялась, а на полевые работы сил не хватало. И в молодости-то Мария Васильевна была невысокая, худощавая, а теперь, под грузом лет и тяжкого труда, стала словно ниже ростом. Морщинки избороздили доброе лицо. Пожалеть бы ее надо, однако Мария Васильевна держалась бодро и сама полушутя утешала сына:

— Хватит тебе в духоте да в копоти молотком по железу стучать, отдышись маленько на чистом воздухе. Не забыл еще, как сено косить да дрова колоть?

— Любое уменье полезно, — смеялся в ответ Калинин. — Сегодня серпом поработаем, а завтра опять за молот возьмемся?

Вообще-то за двадцать лет в городе, приезжая в Верхнюю Троицу лишь на короткий срок, поотвык Михаил Иванович от крестьянской жизня и работы. Видел, конечно, как бедствуют земляки, в том числе мать с отцом, хотя постоянно помогал им деньгами. А теперь вся семья оказалась без приработка. Что вырастишь, что возьмешь с поля да с грядок — тем и кормиться будешь. И налоги плати. И на одежду, на керосин, на чай, на сахар, на мыло деньги требуются…

Ели обычно вареную картошку и постный суп, подбеленный молоком. Подспорьем были ягоды, грибы. Рыбу ловили, когда выкраивалось время. А так весь день в поле. Надо навоз вывезти, вспахать делянку, засеять, сорняки прополоть. Но, сколь ни трудись, сколь ни надрывайся на скудной земле, урожая все равно на год не хватит. Михаил Иванович вместе с несколькими крестьянами взялся готовить древесный уголь. Валили лес, выжигали в специальных ямах. Потом везли продавать свой товар в город Кашин. Выручали немного, по пятнадцать-двадцать копеек за куль. Возвращался Михаил Иванович домой усталый, весь черный от угольной пыли, но доволь-ный. Какие-никакие, а деньги. И обязательно привозил детям подарки: леденцы или пряники.

Когда начался сенокос, вставал в три утра и вместе с крестьянами спешил на луг. Даже рослым, мускулистым мужикам нелегко было час за часом махать косой, а Калинин-то среди них как подросток, да и навык у него не тот. Однако старался идти вровень со всеми, не портить ряд. Подгибались ноги, кружилась голова, но он не отступался. Мужики, ценившие земляка за ученость, за то, что безотказно помогал писать им письма и прошения, зауважали его еще больше. "В чем только душа держится, а поди-ка, не отстаёт!"

В минуты отдыха рассаживались вокруг Михаила Ивановича, расспрашивали о столичном житье-бытье, о недавних бунтах. Навсегда, мол, кончено дело, не вырваться крестьянам из ярма, не завладеть землей или как? Калинин отвечал осторожно, приглядываясь, кто из земляков понадежней. С такими по вечерам затевал особые разговоры. Сядут вдвоем или втроем на завалинку, дымя махоркой. Беседа текла откровенная. Михаил Иванович рассказывал, почему не удалась революция, объяснял, что рабочие и крестьяне должны объединиться в борьбе против капиталистов и помещиков. Только сообща можно победить врага. Это не один он, Калинин, так думает, есть целая партия, которая готова поднять рабочих и крестьян на новую революцию. А возглавляет партию очень умный и смелый человек — Владимир Ильич Ульянов-Ленин, младший брат того Ульянова, который казнен был за покушение на царя еще лет двадцать пять тому назад.

— Вы, братцы, рассказывайте обо всем этом в соседних деревнях, в тех артелях, с которыми отправитесь на отхожий промысел, — советовал Михаил Иванович. — Но не всем подряд, а людям знакомым, верным, которые умеют держать язык за зубами.

Хотелось Калинину снабдить крестьян прокламациями, популярной большевистской литературой, газетами. Грамотные мужики есть, почитали бы и для себя, и вслух.

Только где взять такую литературу? Хорошо бы в Петербург тайком съездить…

Сначала это казалось несбыточным. Не отпускала работа, не было денег. Однако Михаил Иванович не отказывался от этой мысли, тем более что быт семьи постепенно налаживался. Екатерина Ивановна, хоть и городская, хоть и не знала прежде другой работы, кроме ткацкой, не опустила руки, не растерялась. Сдружилась с соседскими женщинами, приобщилась, правда, не сразу, к крестьянской работе. Мария Васильевна хлопотала во дворе при детях, а Екатерина Ивановна и лен брать научилась, и рожь жать, и цепом молотить. Пахать умела, казалось, не хуже Михаила Ивановича, полоска земли у нее получалась будто пуховая. Постепенно стала вроде бы главной в доме. А хозяйство досталось ей неважное. Изба перекосилась. Надо было поднимать один угол. Сбруя для лошади веревочная, в местах обрывов связана мочалкой. Колеса телеги пора менять. Плуг и борону надо чинить. За что ни возьмись — одни дыры.

Однако правильно говорится: голь на выдумки хитра. Обследовала Екатерина Ивановна горницу, сарай, амбар — искала, что можно продать без ущерба для семьи. Вот, например, дровни. Хорошие дровни: большие, крепкие, кованные железом. Но зачем они? Лошаденка слабая, такую тяжесть и без груза не тянет. Мария Васильевна против продажи не возражала. Покупатель нашелся в соседней деревне. И серебряные карманные часы, долго лежавшие в сундуке, следом пошли. Общая выручка — двадцать рублей. На них купили новую ременную сбрую, починили телегу, привели в порядок плуг, борону. Михаил Иванович диву давался хозяйственной сметке жены. Она освобождала его от многих мелких забот, оставляя время для дела, которое он считал самым главным: для революционной работы. Всегда, при любых условиях.

Летом в свое имение приехали Мордухай-Болтовские. Михаил Иванович побывал у них. Встреча была теплой. В семье генерала выросли дети, самые младшие заканчивали учебу. Дмитрий Петрович нашел возможность помочь Калининым. Не подачкой, конечно. Сказал: нужен человек, который два раза в неделю ходил бы за тридцать верст в Кашин получать почту. Плата — три рубля в месяц. Калинин прикинул: это выгоднее, чем жечь уголь, потом возить его в тот же Кашин без твердой уверенности в том, что продашь.

Обязанности почтальона взяла на себя Екатерина Ивановна. Ноги у нее были легкие. Уставала, конечно, очень, обернувшись за день туда и обратно, а все же это был хоть какой-то просвет в однообразной деревенской жизни. Михаил Иванович встречал жену на телеге верстах в восьми от Верхней Троицы и, пока добирались до дома, просматривал газеты, поступавшие к Мордухай-Болтовским. Все они были одного толка: буржуазные, правительственные, в них мало говорилось о положении трудящихся, о настроениях масс. Лишь по косвенным признакам Калинин догадывался, что революционное движение снова шло на подъем. А сам он вроде бы на обочине.

Не выдержал Михаил Иванович. Собрал деньжонок на поезд и тайком от соседей, от всех знакомых на несколько дней махнул в Петербург. Потом еще раз. Через много лет он, вспоминая, напишет:

"Приедешь из провинции на Николаевский вокзал, денег по обыкновению ни гроша, выходишь на Знаменскую площадь, идет липкий, мокрый снег. Скупой питерский свет скрывает конец проспекта 25 Октября [2]. Вдыхаешь полной грудью воздух столицы. Ах, как хорошо! Если есть деньги, на трамвай сядешь, а нет — быстрее трамвая айда на Васильевский, Выборгскую или Нарвскую заставу, к выходу рабочих с заводов. Там встреча с товарищами, выходящими с работ. Кормят обедом. Устраивают с квартирой…

Вечером тесная компания — идет обсуждение заграничных новинок, новые тезисы Ленина, дающие богатый материал в полемике против меньшевиков".

вернуться

2

Невский проспект (Прим. авт.).