— Да, речь шла о ста тысячах тракторов. Иметь бы их столько, снабдить машинистами, дать бензин, и средний крестьянин сам заявил бы: я за коммунизм. Помшо, Владимир Ильич, тогда это представлялось мне полной фантазией.
— А теперь это уже не столько фантазия, сколько мечта, причем осуществимая. Теперь мы можем ставить перед собой такую задачу на будущее. Не сразу, конечно, появятся на наших полях столько тракторов, но это уже реальность. Они обязательно будут у нас. И сто тысяч, и больше…
— А ведь мы беседуем о деле! — спохватился Калинин.
— Это приятная беседа, — ответил ему Ленин и надолго умолк.
Разговор возобновился, когда остановились на краю откоса, откуда открывались просторные дали. Михаил Иванович обмолвился о том, что не давало ему покоя: об отсутствии единой точки зрения по вопросу объединения республик. Ленин живо повернулся к нему:
— Насколько далеко продвинулась подготовка?
— Комиссия работает почти месяц. Есть проект плана, — ответил Калинин.
— Ах вот как! — нахмурился Владимир Ильич, но больше расспрашивать не стал. Михаил Иванович поругал себя за неосторожность. Сказано же — нельзя сейчас волновать Ильича.
Вероятно, не только от Калинина, но и от других приезжавших к нему товарищей узнал Ленин, что важнейшее дело, проводившееся без его участия, зашло в тупик. Во всяком случае, во второй половине сентября, вскоре после того, как консилиум врачей разрешил приступить к работе, Владимир Ильич познакомился с планом "автономизации". Обсудил его с членами комиссии ЦК партии, побеседовал с представителями из всех республик. И написал членам Политбюро ЦК письмо, в котором раскритиковал идею "автономизации".
Читая с карандашом в руке это письмо, Михаил Иванович будто слышал напористый, чуть картавый голос Ильича, звучавший страстно и убедительно. Лопни предупреждал: когда решается такой сложный вопрос, как национальный, спешка и администрирование недопустимы. Строгое соблюдение добровольности и равноправия — вот что особенно важно.
Владимир Ильич предложил иную основу для создания общего государства. Республики не вступают в Российскую Федерацию, а объединяются с ней, образуя совершенно новый Союз. При этом все они не подчиняются автоматически высшим органам РСФСР, как задумывалось раньше, а сформировывают новые, теперь уже общесоюзные органы власти. Будет общий Центральный Исполнительный Комитет, общие наркоматы, другие учреждения. Создается словно более высокий этаж власти, стоящий над РСФСР так же, как и над всеми другими республиками. Это действительно равноправие, это никому не обидно, не ущемляет ничьих интересов.
Теперь многое стало ясным. Оставалось только заняться организационной работой, подготовить и провести Объединительный съезд. Все были уверены, что руководить работой съезда будет Владимир Ильич. Кому же, как не ему, создателю партии, вождю революции, возглавить такое торжество. Во всяком случае, Ленин намеревался выступить с речью, но приступ болезни вновь приковал его к постели.
Теперь Калинин чувствовал еще большую ответственность за успешное проведение съезда.
Утро 30 декабря 1922 года выдалось очень холодным. В морозном тумане медленно рассеивались сумерки. Рослые красноармейцы в длинных тулупах, оцепившие Большой театр, были похожи на темные гранитные изваяния. Цепь размыкалась только перед делегатами съезда: на этот раз уже не Всероссийского, а Первого Всесоюзного съезда Советов.
Калинин, конечно, приехал в театр задолго до начала заседания. Обошел фойе, слабо освещенный зал, просторную сцену с массивным столом для президиума. Раньше всегда во время съездов или торжественных заседаний на сцене устанавливались декорации из "Онегина", теперь вместо них были так называемые "венецианские": смотришь из зала, и словно бы простирается за президиумом звездная даль. Так лучше.
Михаил Иванович изрядно волновался: все ли предусмотрено, нет ли каких упущений? А еще мешал, раздражал новый костюм. За долгие трудные годы привык он жить скромно, одевался всегда аккуратно, чисто, а обновлял одежду очень редко. Сказывалась и крестьянская бережливость: зачем приобретать пальто или костюм, когда старые еще вполне приличны? Целесообразней купить что-нибудь детям, жене.
Екатерина Ивановна последнее время все чаще говорила ему:
— С делегациями встречаешься, разные иностранцы к тебе приезжают, а ты все в одном и том же костюме.
— А чем он плох? — смотрел в зеркало Михаил Иванович. — Нигде не жмет, не мешает, я его не чувствую на себе, вот что важно. А новый пока обносишь, намучаешься.
Зная характер мужа, Екатерина Ивановна пустилась на хитрость. Пригласила домой пожилого закройщика. Михаил Иванович пришел с работы, а она ему:
— Вот хорошо, тебя тут мастер ждет.
Расчет был точен: не мог Калинин выдворить из дома человека, ожидавшего его. Поворчал потом на Екатерину Ивановну, но мерка была снята, а вскоре и костюм был готов. Отличный костюм, красивый и строгий, но Михаил Иванович, хоть и надевал его уже пару раз, еще не притерпелся к нему.
Зал постепенно заполнялся людьми. Михаил Иванович едва успевал отвечать на приветствия. Каждый съезд хорош уже хотя бы тем, что со всей страны собираются старые друзья, единомышленники, встречаешь товарищей, которых не видел несколько лет. С Украины приехал Михаил Васильевич Фрунзе, прославленный полководец гражданской войны. Из Азербайджана — Сергей Миронович Киров, как всегда улыбающийся, полный энергии. А вот Петр Гермогенович Смидович, с которым Калинин работал когда-то в Москве, на электроподстанции: вместе готовили и распространяли листовки.
Спокойный, интеллигентный, даже внешностью своей внушающий уважение, Смидович, как выяснилось, оказался старейшим среди делегатов. Ему, по демократической традиции, Калинин предоставил первое слово, он и открыл съезд вступительной речью. Хорошо, проникновенно сказал Петр Гермогенович о том, как все республики сообща защищали власть Советов против объединенного фронта империалистических правительств, как начали создавать социалистическое хозяйство. Особенно подчеркнул, что все успехи республик, все победы на боевых и хозяйственных фронтах были достигнуты благодаря тому, что республики вместе вставали навстречу каждой новой опасности, помогая друг другу. А закончил он свою речь, торжественным, впервые прозвучавшим лозунгом:
— Да здравствует учреждаемый ныне Союз Советских Социалистических Республик!
Отгремели аплодисменты, и близкая, дорогая всем мелодия "Интернационала" поплыла под сводами зала. Делегаты пели стоя.
Почетным председателем съезда был избран Владимир Ильич Ленин. Рабочим председателем — Михаил Иванович Калинин.
Были зачитаны Декларация и Договор об образовании СССР, одобренные накануне делегациями объединявшихся республик. Начались выступления.
Все шло хорошо. От волнения, от беспокойства, которые испытывал утром Михаил Иванович, не осталось и следа. Нарастала радость. В речах делегатов было такое единодушие, что Михаил Иванович понял: работу удастся завершить еще сегодня. Решение будет принято, в этом нет сомнений. Отличный подарок всему народу, всей стране к Новому году!
Он уверенно вел заседание, следил за регламентом, время от времени поглядывал на те места, которые были отведены прессе, ощущая при этом чувство удовлетворения. С полным напряжением работают газетчики, едва успевают записывать. Еще недавно, в девятнадцатом году, на съезде, в этом зале, не присутствовал ни один иностранный журналист. Своих было трое или четверо. А теперь тесно газетчикам. Американцы, англичане, немцы, французы… Дипломатическая ложа заполнена. Очень интересуются господа событиями, которые происходят у нас. Пусть смотрят, пусть пишут: весь мир будет знать о рождении нового великого государства!
Невольно вспомнилась Михаилу Ивановичу встреча с графом Ульрихом Брокдорф-Ранцау, считавшимся одним из лучших, одним из авторитетнейших дипломатов в Европе, да и во всем буржуазном мире. Ни в образованности, ни в находчивости, ни в решительности ему не откажешь. Он возглавлял германскую делегацию, которая вела переговоры с державами-победительницами мировой войны. Трудная роль выпала на его долю. Унизительная роль. Но он, посланец побежденной Германии, проявил характер и гордость, отказался признать условия Версальского договора и демонстративно подал в отставку. Немалое самообладание и мужество для этого требовалось.