Тоннер поежился:
— И давно такой образ жизни ведете?
— Полтора десятка лет! Как муж преставился, царство небесное. Но последний год что-то чувствовать себя хуже стала.
— Неудивительно, Ольга Митрофановна. С таким питанием… Удивляюсь, что вы еще живы!
— Так и мать моя говорит, — всхлипнула Суховская. — Моришь себя, Оленька, голодом. Придется завтра ко всему прочему еще рубца заказать, голову телячью, сырников горшочек, а на ужин поросенка. Спасибо, доктор, за совет, а то вся извелась.
Суховской подали бричку; пора было прощаться.
— Может, поедем ко мне? — с надеждой спросила помещица. — Как раз к ужину поспеем.
У Тоннера после разговора с Суховской одна мысль о еде вызывала тошноту; он вежливо отказался, сославшись на усталость после тяжелого дня и бессонной ночи. Глаза помещицы увлажнились. Доктор так мил! Как могли бы они быть счастливы! Видно, не судьба! Когда уже залезла в бричку, подошел Роос. В руках держал букет темно-синих астр (под покровом темноты этнограф нарвал цветов с княжеской клумбы). Знак внимания побудил Ольгу Митрофановну по-новому взглянуть на тщедушного американца. Она кокетливо протянула ему пухленькую ручку, а он, прежде чем поцеловать, долго ее сжимал.
— До свиданья, — проговорил Роос. — Буду ли иметь честь лицезреть вас завтра на охоте?
Еще до перевода Суховская каким-то образом поняла смысл вопроса и торопливо ответила: «Да» — хотя до сего момента ни на какую охоту не собиралась.
Бричка вздрогнула, покатилась и почти сразу исчезла в ночи. Следом уехали и Растоцкие. Маша перед неизбежным расставанием с Тучиным была грустна. Саша, получив приглашение от Веры Алексеевны завтра посетить их поместье, на прощанье подмигнул девушке, а она ему нежно улыбнулась. Денис огорчился: завтрашний визит задерживал нескорую встречу с Варенькой еще на один день. И так не домой едут, сначала в Петербург, повидать тучинского кузена Владимира Лаевского.
Глава шестая
— Самая любимая моя комната, — сообщил князь. — Специально приказал сюда чай подать! Только посмотрите, какая красота!
Гости уютно расположились на оттоманках в «трофейной» комнате. Вечера в сентябре прохладны, согреться горячим крепким чаем никто не отказался.
— У брата здесь библиотека была, но книжки французы сожгли, а я по-своему устроил.
Несмотря на большие размеры комнаты, в ней было тесновато: повсюду стояли чучела убитых Северским животных.
— Никодим, егерь мой, дока в таксидермии, — пояснил Василий Васильевич.
Про каждый трофей князь был готов рассказать подробнейшим образом: в какое время года застрелил, да из какого ружья! Ружья висели здесь же, на задрапированных шкурами стенах.
Все вежливо слушали. Кроме застрявших из-за моста путников в «трофейной» чаевничали Митенька, доктор Глазьев, господин Рухнов и урядник Киросиров.
— А эта дверь куда ведет? — поинтересовался генерал.
— В мои покои! — сообщил Северский. — Флигеля по бокам дома заметили?
— А как же! — пыхтя трубочкой, подтвердил Веригин.
— В правом мои покои, в левом — матушкины.
— В таком случае разрешите откланяться! — вскочил с места генерал.
— Ничем не помешаете! — поняв причину замешательства, остановил Веригина рукою князь. — В столовой на стульях сидеть неудобно, здесь же вы спокойно отдохнете. Не беспокойтесь, в моей спальне никакой шум не слышен! Вон того волка…
Кроме генерала, искренний интерес к охотничьим достижениям князя проявлял лишь этнограф. Тоннер заметил шахматный столик, перемигнулся с Митенькой, и они сели за партийку. После десятка быстрых ходов юноша надолго задумался. Столь сильные соперники ему еще не попадались. Тоннер же, игравший любимый дебют, заскучал.
Из покоев со свадебным платьем в руках вышла горничная Елизаветы Северской Мари. Залихватски подкрутив усы, князь поклонился было гостям, но Мари сказала по-французски:
— Мадам просила сперва зайти мсье Рухнова, а потом — обоих управляющих.
Михаил Ильич удивился, развел руками, обращаясь к князю. Тот, покусывая усы, последовал за ним.
Роос подошел с кожаными томиками в руках к скучавшему у окна Шулявскому.
— Сколько хотите? — не тратя времени на пустые разговоры, поинтересовался поляк.
— Лучшему стрелку, так и быть, — сорок рублей.