Только Алина, вопреки здравому смыслу, логике и полному неверию во всё потустороннее и сверхъестественное, всё-таки оборотень. Оборотень, он же вовкулак, волкодлак, вервольф, ликантроп — человек, умеющий обращаться в животное, обычно в волка. Иногда в птицу. Причем не всегда, по славянским представлениям, несущий зло. Припомнились даже два князя, любившие, кажется, по ночам "волками порыскать по земле русской", Всеслав Полоцкий и Вещий Олег. Во всяком случае, по мнению славян тех времен. Думала, сказки. Вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь в темное место, даже возвратиться домой, залезть под одеяло, лежать, зажмурившись, пока наваждение не пройдет. Или — позвонить маме, хоть уже и "большая девочка", пять лет, как родительский дом покинула. Мама, мамочка… Телефона нет. Страшно сделалось так, что потянуло растрясти спящего мужчину — только бы не одной тут бодрствовать. За забитыми окнами выл ветер, в печке тихо щелкало и шуршало, раскаленные уголья сделались розово-красными, почти прозрачными. Подкинуть еще дров? Но нет, тепло пока еще, а дрова нужно экономить. Судя по всему, застряли здесь надолго.
Этот сказал — дрессировать… Так сказал — аж выть захотелось.
Выть и жить. И оставаться человеком. И ходить на работу — нудно, долго, каждодневно мыть глиняные черепки, классифицировать их по культурам, наносить шифры, собирать, счищать патину с медных и бронзовых сосудов, покрывать их олифой…Читать отчеты, оформлять экспозиции, проводить экскурсии, опять же, со студентами работать — обыденно и иногда утомительно, но лучше уж так, чем…
Громко всхлипнула, спохватилась, уткнулась носом в подушку на второй койке, разревелась, но тихонько, чтобы не потревожить спящего. Потом успокоилась, рукавом вытерла лицо, пошла поглядеть на свою находку. Тот спал по-прежнему неспокойно, дергался и вздрагивал, что-то бормотал под нос. Потрогала лоб — очень горячий. Взяла тряпку, сходила во двор, набрала в кружку снега. Подтопила, принялась обтирать холодной водой мужчину — совсем как мама обтирала ее, больную, в далеком детстве. Лоб, шея, грудь…
— Убери руки, обо… оборотень… Апаже…
— Тихо. Всё хорошо. Я только хочу помочь…
Открыл глаза, долго смотрел, потом кивнул.
— Верю. Только это ты пока… хочешь… пока не проголодалась…
— Вы лучше спите. Слушайте, а как вас зовут? А то как-то неудобно, я с Вами познакомилась, а вы со мной — нет.
Вдруг рассмеялся так, словно бы услышал самую забавную шутку в своей жизни. Быстро успокоился, фыркнул презрительно:
— Назвать свое имя… оборотню?! Ага… А еще самому шею подставить…
Отвернулся и затих. Еще посидела с ним полчаса или час, обдумывая странные слова с обидой и тоской — спасаешь тут, спасаешь, а он… Решила тогда называть "Ежом" — чтобы хоть как-то называть! Под утро сморило, легла спать. Провисшая койка скрипела, но сейчас было всё равно. Спала без снов. Когда проснулась, пахло близкой дичью. Настоящей дичью, здоровой и вкусной.
Проснулся, когда хлопнула дверь. Было холодно, тряпки согреться помогали не особо, от жажды пересохло в горле. Сел, хотел позвать оборотня, но её в комнате не было. Кажется, только что и убежала, хлопнув дверью. Это у нее что, третья охота за сутки? Покачал головой… Пока не набегается, толку с нее не будет.
Ничего не поделаешь, отправился искать воду сам. Нашел на столе чай вчерашний, уже холодный, выпил залпом. В печке угли и небрежно заброшенные щепы еле теплились, свеча почти прогорела. По углам уже вымерзало, старое простуженное дерево не хотело среди зимы и морозов держать тепло, и "буржуйка" тут, пожалуй, не слишком помогает. Всё равно нашел дров, подкинул. Еще поставил на горячую "спинку" печки чайник, пусть греется.