— Да, конечно… Погодите, какое расследование? — в верхнем ящике стола "Альмагель" есть.
— Согласно поступившим вчера данным гражданка Ковалева исчезла из собственного дома в минувшую пятницу. Об этом заявил ее знакомый, Виктор Сухарев. Объявлен розыск по факту исчезновения. Я веду опрос родственников и друзей Ковалевой. Вы можете сейчас ответить на несколько вопросов?
— Да, задавайте.
Нужно было еще в пятницу добиться и разобраться. Старый осел.
— Когда Вы в последний раз виделись с пропавшей?
— В четверг встречался лично, а в пятницу разговаривал по телефону…
В коридоре кто-то громко смеялся и цокал каблуками по бетонному полу.
До конца рабочего дня оставалось полчаса.
Андрей хотел бы знать, кто и что такое — "зверь". Раньше он полагал, что зверь — это четыре лапы, шерсть и острые зубы. Теперь уже он готов был свое мнение изменить.
Он лежал на койке и пытался спать. Он уже три раза проверил прочность завязанных узлов, был до крови укушен в запястье и определенно слишком устал, чтобы думать.
Она рычала, скулила и пыталась грызть веревку. Под действие магической формулы глаза ее приобрели первоначальный вид — черные почти, красивые глаза. В некотором роде стало только хуже.
Когда она впилась в руку Андрея своими крепкими мелкими зубками, он бы должен был врезать ей по лицу, как врезал бы заигравшейся сучке служебной или бойцовской породы. В любом случае. Даже если бы не разозлился. Просто обязанность показать животному, кто здесь хозяин. Проблема была в том, что оборотень Алина не просто какая-то там сучка. Она женщина. Хотя бы по обличью. К ней нельзя применять методы, подходящие для дрессировки служебных собак. А дрессировать оборотней Андрею не случалось.
Он лежал и рассуждал, что есть зверь. В свете нынешних событий зверем выходило нечто с безумными глазами и непреодолимой жаждой крови. Спусти эту Алину с веревки — в горло же вцепится! Потом еще подумалось, что зверь живет инстинктами, основной из которых — инстинкт охоты. Еще где-то мелькнуло воспоминание — инстинкт продолжения рода. Прежний Андрей, до пленения, придумал бы скабрезность по этому поводу. Нынешнего больше интересовали вопросы выживания.
Примерно через час рычания оборотень притомилась и прилегла подремать. Андрей ее усталости не доверял, но…
Петька Иванов возвратился домой с гулянья с большими глазами. Петьке едва-едва исполнилось пять лет, он не выговаривал букву "р" и вообще, когда бывал излишне возбужден, начинал лопотать совсем неразборчиво, поэтому раз в неделю ездил с дядей Колей в райцентр к логопеду. Бабушка смеялась, говорила, сказываются татарские крови — дед Петьки был на четверть татарином. По Петьке временами это становилось понятно и кроме его неразборчивой речи. Щеки у Петьки были круглые, а черные глазенки, когда смеялся — щелочками.
Сейчас же восточные детские глаза сияли восторгом и полнейшим счастьем. Он завалился в сенцы, разбрасывая снег с шубейки и валенок, размахивая в возбуждении руками, закричал:
— Маам! Мам! Тама в кустах, у гог'ки! Огг'омная! Как в мультике! Пантег'а! Чег'ная! Вот такенная!
— Пантера?
Мать — круглая, встрепанная, всегда усталая — выкатила в сени с веником, распахнула дверь в стужу, принялась торопливо смахивать с петькиной шубки и с пола снег обратно на улицу. Пахла мама привычно и уютно — борщом и булками, поэтому Петька как был в мокрой шубе и насквозь промокших варежках — прижался к широкой груди и продолжил:
— Огг" омная! Здог" овенная!
— Ты меня не холодь! — фыркнула мать, отстраняясь, бесцеремонно и сноровисто стянула с сына одежку и толкнула того в комнату — ужинать. — Потом расскажешь.
За тарелкой история про пантеру обросла новыми подробностями — кроме того, что животное оказалось черным и "такенным" (широко разведенные петькины ладошки и еще до края стола), так еще и повело себя странно. Пантера вышла на детскую площадку, понюхала землю и ретировалась от детского визга и снежков в морду в кусты. Впрочем, детские фантазии никого за столом особо не заинтересовали, вот плюшки с твОрогом — это да, это занятно. Это вам не соседский черный котяра Васька, силой детского воображения выросший до сказочных размеров.
Вечерком заглянула дядя Коля — был смурен, сердит, от предложенной стопочки не отказался, что случалось с ним крайне редко. Потом разговорился, долго ругал начальство и правительство, обещал "как тока станет депутатом" — расстрелять всех к едреней фене. После второй стопочки мутно признался, что в деревне чертовщина какая-то творится уже и средь бела дня. Больше ничего не объяснил, домой ушёл в еще более мрачном настроении, потом отчалил в длительный запой. На этой неделе Петька в райцентр не поехал.