Глава 5
Часик сна Андрей себе позволил. Потом пялился в потолок. Потом оборотень во сне рычала и вздрагивала, порываясь бежать и, наверно, перекинуться. Был вечер. Свечей осталось одиннадцать штук. Мало. Не то, чтобы Андрей не любил темноты, он не любил темноту в компании с невыдрессированным оборотнем.
Снова копался в ящике, но свечей больше не нашел, только керосинку без керосина, поломанную, под тряпьем, там же часы на заводе,"Красная заря", РСФСР-вские, со звездочкой. Их попробовал завести, чтобы тикали. Они, как ни странно, завелись.
Размочил печенье преклонного возраста в талой воде — голод не тетка.
Когда обратил внимание на оборотниху, та уже не спала, а сосредоточенно грызла веревку. Легонько, предупреждающе пнул под ребра. Та неприязненно ощерилась, но веревку оставила в покое. Улеглась, вжавшись спиной в угол и сверкала оттуда снова желтеющими глазами. Похоже, заклинаньице, которым развлекались инквизиторы, не столь уж и действенно.
— Оборотень? Давай хоть разговаривать, что ли.
Зыркнула глазищами, низко заурчала.
— Ты хоть помнишь, как тебя зовут?
— Алина Сергеевна Ковалева, археолог чего-то там, помнишь?
Лежит, слушает. Вряд ли что понимает. Глаза уже совершенно желтые, без малейших сомнений. Зрачки вертикальные, но в полутьме широкие. Нечесаные волосы сбились колтунами. Точь-в-точь одержимая. Не зря их в средние века так боялись и ненавидели. Ведет себя такая свежеукушенная как нелюдь, на всех кидается, слюной ядовитой брызжет — чем не бесовка?
— Тут написано на стенке, что ты зануда. Зануда ты? А с Мишей тем теперь чего?.. Послушай, я не знаю, что с тобой делать. Честное слово, никогда не возился с оборотнями. У меня есть друг, Володар. Он волк. Ну и всё. И поэтому я не знаю, как с тобой быть. Был бы телефон, звякнул бы Володару…. Что я вообще должен с тобой делать? У меня была собака, сука. Адетта. Мастиф. Но, черт возьми…
Ай, ну ее! Глаза эти… Что со стенкой разговаривать!
Попробовал осторожно силы — нет, никак на "прыжок" не наскребается пока. От птички, принесенной вчера оборотнем, остались только косточки. Чуть-чуть бульона.
— Слыш, оборотень, ты есть хочешь? Кости грызть будешь?
Глаза животных тем и отличаются от человеческих лиц — абсолютная безэмоциональность. Кошка смотрит на тебя так, словно бы ты пустое место. Презрительная египетская королева. Она же потом буде выпрашивать у тебя рыбную голову или тереться об ноги, чтобы получить колбасы. Или зашипит и выпустит когти. Только глаза останутся прежними — круглыми, серьезными и пустыми.
Смутился.
— Как хочешь.
Ночь вышла дурацкая. Омерзительно.
Часы "Заря" тикали насмешливо, недобро, словно бы не верили, что что-то может стать хорошо и вообще выправиться. Скрипел старый дом. В старых деревянных домах зимой всегда что-то глухо постанывает и всхлипывает, как если бы дом собирался вот-вот просесть и оплакивает свою печальную судьбу. Оборотень опять взялась за веревки, когда попытался затянуть их покрепче, тяпнула за палец. Зараза. Нужно бы с ней говорить и говорить, но не по себе было.
Так и просидели всю ночь — она у стены, подтянув колени к подбородку, слюнявя старый тугой шнур, Андрей на койке, стуча зубами — настороженно пялясь друг на дружку. А потом, под утро, когда за стенами выла метель, а сквозь плотно забитые ставни всё равно пахло снегом и холодом, сморил Андрея сон. Сон уронил в прелый запах пота и яркое солнце, и там запер.
… - Андрейка-канарейка! Андрюшка-хрюшка! Андрей-воробей! — маленькая, сама на воробья похожая девчушка с рыжими косичками сидела на заборчике и болтала грязными худыми лапками в красных сандалиях. Ненадолго прервалась и задумчиво поковырялась в носу. Покосилась на сутуловатого мальчишку, увлеченно листающего книжку в тени под забором, почти под ее ногами в сандаликах. Возобновила попытки оторвать его от занимательного чтива. — Андрей-сельдерей! Андрюша-повторюша!
Но то ли объект нападок попался не из обидчивых, то ли таланты девчушки пасовали перед увлекательностью книжки, то ли еще что — мальчишка не обратил на новую порцию дразнилок ни малейшего внимания. Тогда девчушка сменила тактику.
— Ну Андреееееееей…. Ну почитаааааааааай мне! Или давай играть в каааамушки! — заныла девочка.