Я вздохнула, села с ним рядом и откусила кусок от ворованного пирога. Как же все изменилось. Если бы свадьбы Селесы случилась в прошлом году, все было бы по-другому. А сейчас…
Наша прошлая жизнь во дворце казалась не настоящей. Как будто бы это был сон. Очень длинный, сон, который развеялся как дым, стоило только проснуться. Лушка тогда был слишком мал. А я была не совсем я.
За год мы привыкли к новой жизни. И она была не плохая. Мы больше не голодали. Не мерзли. Мы были вполне довольны. Несложная, денежная работа. Налаженный быт. У Лушки свои друзья. У меня Селеса, Жерен, Нюнь… И у меня мог бы быть Гирем.
Еще несколько дней назад мечты Селесы о добрососедстве казались мне смешными. Но сейчас что-то изменилось. Я вдруг подумала, что это и правда было бы хорошо. И так захотелось сдаться… смириться… остановиться и никуда не ходить.
Я как будто бы снова стояла перед открывшимся провалом, ведущим в темные коридоры замка. Только теперь за мной не гнались убийцы, на кону больше не стояли наши с принцем жизни. У меня было время подумать. И, самое главное, я знала, что впереди будет трудно. Так трудно, что я сто раз пожалею, что сделал этот шаг.
Я закрыла глаза. Желудок скручивало от страха. Очевидно, наша нынешняя жизнь не такая плохая, чтобы так легко от нее отказываться. «Очевидно — самое опасное слово!» — всплыли в голове слова отца Елены Анатольевны. Я вздохнула. Медленно, оттягивая первый шаг, доела пирог.
— Сынок, — старательно растянула губы в улыбке, — ты помнишь, как мы с тобой решили притворяться другими людьми, чтобы никто не догадался, кто мы на самом деле?
Лушка кивнул, настороженно глядя на меня. Он чувствовал какой-то подвох.
— Теперь, когда мы остались в доме одни, мы можем иногда быть самими собой… Здесь… когда нас никто не видит. Когда мы с тобой вдвоем.
— Мам, — он вздохнул и положил на тарелку недоеденный кусок, — а может не надо? Мне нравится быть Лушкой. Это гораздо веселее и легче, чем…
Он запнулся, так и не произнеся свое имя.
— Да, я знаю, — обняла его и прижала доверчиво прильнувшего мальчишку, — Лушкой быть проще, чем принцем Фиодором. Но мы должны… Ради отца… Ради наших предков…
Лушка вырвался из моих рук и отодвинулся на край скамьи.
— Но я не хочу! Не хочу быть принцем! Я хочу быть вором! Как Гирем! — отчаянно закричал он, с мольбой глядя на меня.
Все мальчишки Нижнего города хотели быть ворами. Как Гирем…
— Это невозможно, — вздохнула я. И добавила сочувственно, — Давай начнем потихоньку вспоминать то, что забыли. С завтрашнего дня. Хорошо?
Лушка обиженно всхлипнул.
— Хорошо, — буркнул он, на корточках прополз по скамье и забрался мне на руки. Обнял и прижавшись к уху зашептал, — только я совсем все забыл.
— Ничего, — я улыбнулась, — я научу заново. И тебя, и Анни. Но все это завтра. — Я пощекотала Лушку, и он захихикал, вертясь на моих коленях. — А пока мне нужна помощь. Ты же поможешь мне перенести вещи из нашей комнаты вниз, когда я закончу мыть полы? И, кстати, я предлагаю тебе самому выбрать для себя кровать в горнице. Идет?
— Идет, — Лушка опять был доволен и счастлив. — Пойду скажу Нюню, что он больше не будет спать на кухне. И пока ты домываешь, все соберу. Идет?
— Идет, — улыбнулась я. — Только тюфяк оставь Нюню. А то он откажется спать на голой лавке. Скажет, что на кухне лучше.
— Ну, мам, — захохотал Лушка, — я что маленький что ли? Я только вещи наши сложу. А все остальное у тетьки Селесы в горнице уже есть.
Вещей у нас было немного. Поэтому пока я домыла полы, Лушка уже перетащил все содержимое нашего сундучка вниз. Но когда он спустился с узелком из моего шелкового халата, который хранился в тайнике под кроватью, я выронила из рук тряпку. И выхватила из рук Лушки узел.
— Как ты это нашел? — выдохнула я, чувствуя, как по спине заструился пот. Слишком много компромата. Если об этом тайнике знает Лушка, значит могли и другие. — Ты кому-нибудь показывал это?
— Нет, — помотал он головой, — я никому не показывал. А мне Сирга показал. Сказал, что его папка хранил там какую-то банду. И он сказал, что у тебя там тоже какая-то банда, и ты, как их папка, тоже какая-то бандистка. Но об этом никому говорить нельзя. Потому что тебя могут убить, как их папку. Поэтому я никому не говорил. И Сирга с Михой тоже. Они не хотят, чтоб тебя убили, как их папку. Потому что нашего уже убили заговорщики. — выпалил малыш. И спросил, — мам, а ты правда бандистка?
— Нет, я не бандитка, ты же знаешь, — покачала я головой, чувствуя слабость в коленях. Сердце оглушающе бухало. Считала себя самой умной, нашла готовый тайник и даже не подумала, что уж хозяевам дома о нем совершенно точно известно. Всем. Даже детям. Я и не хочу думать о том, что туда могла заглянуть и Селеса.