Так шли однообразные, как бы притушенные дни. Как будто всё хорошо, всё благополучно, а на сердце тяжело, тесно, трудно. Человеку нельзя долго жить без радостей, с таким стеснённым сердцем, и Зина всё чаще и чаще обращалась к отсутствующей Елене Петровне. Она звонила много раз, и каждый раз Артемий отвечал:
– Получше. Но к ней нельзя. Ясно?
– Ясно.
И Зина со вздохом клала трубку.
Но вдруг среди вереницы сереньких дней блеснул один денёк радостью.
В этот день Зина, как всегда, торопилась из школы домой. Хрусткий, слегка подтаявший снег резко блестел на солнце. В воздухе бродили неясные запахи, напоминающие о весне. О том, что весна где-то близко, напевала и тоненькая капель, падавшая с пригретых крыш на солнечной стороне.
Ох, как хорошо сегодня! Как не хочется идти домой! Такие дни, когда что-то ещё неизвестное, неуверенное, тревожное и радостное происходит в природе, – Зина такие дни тонко чувствовала и любила их. Нежное предчувствие весны волновало и тревожило её. Гудок маленького паровозика снова, как и в прежние годы, звал куда-то в неизвестные страны, полные чудес и радостных неожиданностей.
На крышах, под застрехами, на мостовых и на деревьях азартно щебетали отогревшиеся на солнце воробьи. От этого весёлого птичьего щебета и от звона капели, от её огнистого блеска будний день показался праздником. Зина замедлила шаг, а потом неожиданно для себя свернула на другую улицу – пройдёт полквартала и вернётся к дому с другой стороны. Хотелось ещё послушать воробьёв и посмотреть на капель. Ведь можно же иногда хоть немножко опоздать из школы!
Зина прошла полквартала, хотела уже свернуть переулком на свою улицу, но увидела на той стороне будочку телефона-автомата. Может, позвонить? Может, сегодня Артемий скажет что-нибудь новое? Но если и не скажет, она всё-таки позвонит и хоть что-нибудь да услышит об Елене Петровне.
Зина торопливо расстегнула сумку. На дне, под книгами, у неё всегда хранится в запасе монетка для автомата. Набирая номер, она спешила придумать такие слова, на которые Артемий отвечал бы не очень лаконично.
– Слушаю!
– Артемий, ты не можешь спросить, когда Елена Петровна придёт в школу?
– Сейчас спрошу.
– Сейчас?!
«Он сказал «сейчас», а у кого же он спросит?»
И вдруг знакомый голос, такой ясный и тёплый, окликнул Зину из трубки:
– Это ты, Зина? Здравствуй, девочка!
– Елена Петровна!..
– Да, это я. Как дела у тебя? Как ты живёшь? Как дома?
Зина не знала, что отвечать и на какой вопрос отвечать. Да это было и неважно – как её дела и как она живёт. Важно, что Елена Петровна уже дома, что она ходит, что она разговаривает!
– Ой, Елена Петровна!.. – повторяла она и больше ничего не могла сказать.
Учительница всё поняла. Она тихонько засмеялась и сказала:
– Теперь можно меня навестить. Хотя бы в воскресенье…
Зина бежала домой, размахивая школьной сумкой. Ей хотелось прыгать, петь и выкрикивать на всю улицу: «Елена Петровна вернулась! Мы к ней пойдём! Мы её скоро увидим! Ура! Ура!» А кругом ещё веселее щебетали воробьи, ещё громче и озорнее погукивал паровозик за заводской стеной, делая вид, что уходит куда-то в неизвестные страны.
КАК БЫТЬ ТАМАРЕ?
Николай Сергеевич, отец Тамары, сегодня что-то очень рано пришёл с работы. Антонина Андроновна встревожилась, она даже привстала с дивана, хотела пойти к мужу узнать: не заболел ли, нет ли каких неприятностей по работе? Но, к её удивлению, Николай Сергеевич сам постучался к ней.
– Что-нибудь случилось? – спросила Антонина Андроновна мужа.
Николай Сергеевич был задумчив и как будто чем-то взволнован, но он старался казаться спокойным и равнодушным. Однако голос его звучал глухо, когда он ответил, не глядя на жену:
– Да, случилось…
Антонина Андроновна сейчас же встала и закрыла дверь в комнату Тамары. Но было поздно: Тамара уже услышала это пугающее слово «случилось». Она легонько, чтобы не зашуметь, отодвинула стул, вышла из-за стола и притаилась у двери.
– Ничего страшного, – продолжал отец. – Я уезжаю в деревню. В колхоз.
– Что? – вскрикнула Антонина Андроновна. – Как – уезжаешь? Как это так? А почему мне ничего не сказал?
– Вот говорю.
– Но почему ты говоришь, когда уже всё решено? Я бы сходила к директору, в партком! Я бы им доказала…
– Вот поэтому я и не сказал тебе раньше.
Тамара невольно нажала ручку двери, и дверь открылась.
– Тамара, иди отсюда! – резко сказала мать.
Но отец распахнул дверь:
– Нет-нет! Зачем же ей стоять за дверью и подслушивать? Пусть лучше вместе с нами подумает, как нам быть дальше… Тамара, ты слышала, о чём разговор?
– Да, – покраснев, созналась Тамара.
– Ну, что же ты об этом думаешь?
– А что она может думать? – раздражённо начала Антонина Андроновна. – Она может думать только одно – что отец у неё бессердечный человек, что он бросает семью на произвол судьбы: как хотите, так и живите! Кукушка ты – и всё!
– Почему же я бросаю? – пожав плечами, сказал отец. – Ты тоже можешь поехать со мной.
Антонина Андроновна вскочила.